- И Бог сказал Аврааму: "Возьми жизнь твоего сына, твоего
единственного Исаака, которого ты любишь, и отдай его на жертвенный
огонь".
Дин наткнулся на стену и принялся судорожно шарить в поисках дверной
ручки.
- Если Авраам был готов убить сына из любви к своему Богу, то почему
ты не сделаешь этого из любви к своему? - продолжал Дэмьен, вцепившись
взглядом в Дина.
Дин потерял дар речи. Язык его будто прирос к небу. Похоже, только
ноги могли еще двигаться. Он толкнул дверь, вылетел из кабинета и, забыв о

достоинстве, промчался мимо секретарш прямо к лифту.
Питер спокойно наблюдал за ним, а потом обратился к Дэмьену: - Ты не
остановишь его?
Дэмьен покачал головой. В этом уже не было нужды.

За время супружеской жизни Барбара Дин впервые спала одна. Она
втащила в детскую комнату кушетку и расположилась на расстоянии вытяну
той
руки от колыбели. Трижды за ночь она просыпалась, убеждаясь, что с ее
малышом все в порядке.
За завтраком они с Дином едва обменялись парой слов. Если сегодня он
ничего не предпримет, то она уедет, с Дином или без него.
Барбара опустила трубку и удовлетворенно покачала головой. Подруга
Кэрол согласилась на время принять Барбару у себя в Сассексе.
Перед тем как укладывать чемоданы, Барбара решила прогладить белье.
Она установила доску и залила в утюг воды. Малыш резвился у окна в люльке,

лучи солнца касались его лица.
Гладя белье, Барбара то и дело заглядывала в люльку. Когда она в
очередной раз подошла к колыбели, малыш, сложив ручонки, заснул. Барбара

вернулась к гладильной доске. Скоро они уедут - она, ее ребенок и, может
быть, ее муж.

Собака бесшумно двигалась в намеченном направлении. Достигнув нужной

улицы, она принюхалась и потрусила дальше вдоль дороги. Люди шарахались
от
нее. Дважды она сворачивала и, наконец, остановилась. Шерсть встала дыбом,

клыки обнажились в злобном рычании. Поводя носом, собака подбежала к дом
у,
встала на задние лапы и заглянула через распахнутые створки в люльку.
Желтые пронзительные глаза ее не мигали, из пасти на одеяльце стекала
липкая слюна.
Барбара завопила не своим голосом, а собака спрыгнула на землю и
медленно потрусила прочь. Она сделала свое дело.
Барбара захлопнула окно. Сердце ее неистово колотилось. Появившееся в

окне чудовище ввергло женщину в состояние шока. Она склонилась над
малышом. Он повернулся во сне и лежал ничком, его ножки подергивались,
будто он пытался убежать.
- Все в порядке, солнышко, - сказала Барбара, - мы прогнали эту
ужасную собаку. - И она перевернула ребенка.
Из колыбели на нее уставилось старое, сморщенное лицо, желтые глаза
запали в глазницах, кожа посерела. Ребенок протянул к ней скрюченные
ручонки, и Барбара отшатнулась. Рот у нее приоткрылся, но крика не
последовало. Ребенок взирал на нее умирающими глазами.

Припарковав автомобиль, Дин распахнул двери и, вбежав в дом,
остановился в холле. "Как она будет рада!" - подумал он. Теперь, когда Дин
наконец принял решение, он чувствовал себя значительно лучше. По крайне
й
мере выбор был сделан.
- Барбара? Тишина. Дин нахмурился и заглянул в гостиную. - Барбара?
Он распахнул дверь на кухню и увидел Барбару. Она стояла к нему
спиной возле гладильной доски. Дин взглянул на колыбель и заметил поднят
ую
детскую ручонку: крохотные пальчики, словно в приветствии замерли в
воздухе.
- В чем дело, Барбара, ты меня что, не слышишь? я хочу, чтобы ты
начала собирать чемоданы. Мы...
Барбара обернулась, и он застыл на месте, оборвав себя на полуслове.
Глаза ее покраснели от слез, лицо было искажено жуткой гримасой. Она
издала звериный рык и набросилась на него. Последнее, что он заметил, была

ее рука, сжимающая дымящийся утюг. В следующее мгновение она нанесла ему

удар по глазу.
Предсмертный вопль Дина смешался с шипением пара и запахом горелого
мяса. Из обгоревшей глазницы сочилась желтоватая жидкость и стекала по

разбитой щеке.
Барбара аккуратно поставила утюг на доску и, склонившись над трупом
мужа, коснулась его плеча. Затем подошла к раковине, взяла полотенце и,
вернувшись к мужу, нежно и осторожно вытерла ему лицо.
После этого Барбара села за стол и... окончательно потеряла рассудок.

Глава двадцатая

За последнюю неделю отец де Карло превзошел все пределы человеческой

выносливости. Ел он очень мало и почти не спал, поддерживаемый разве что

верой и Богом. Священник испытывал неописуемую радость от мысли, что Сын

Божий родился и что он - де Карло - призван защитить Его. Сознание своей
роли вдохновляло священника, укрепляло его силы. Плоть жаждала отдыха, н
о
разум не позволял телу расслабляться.
Из окна такси, катившего по улицам Вест-Энда, де Карло разглядывал
прохожих. Они спешили по своим делам, и священник завидовал этим людям,
занятым простыми житейскими проблемами. В одном из пешеходов де Карло

уловил сходство с Антонио и снова, в сотый раз, склонил голову, молясь за
души шестерых монахов. Иногда печаль и отчаяние овладевали его душой, и

казалось, будто они вот-вот одержат верх. Единственное, что спасало в
подобные минуты, - это надежда. Святое Дитя должно быть спасено.
Де Карло перелистал записную книжку. В последнее время он сам
удивлялся своей хитрости. Ему в одиночку удавалось прятать Дитя, а также

следить за каждым передвижением Торна, этой женщины и ее сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248