На помощь
Ахиллу является Гера. Она приказывает Гефесту, богу огня, наброситься со
всем своим пламенем на реку, сжечь все деревья по ее берегам и вынудить ее
смириться, а страшным морским ветрам она приказывает раздувать пламя
Гефеста, направляя его на троянцев. Гефест воздвиг свое пламя. Он сжигает
трупы убитых троянцев, высушивает всю равнину, направляет свое пламя на
реку.
Вспыхнули тут тамариски по берегу, ивы и вязы,
Вспыхнули донник душистый, и кипер, и влажный ситовник.
Росшие густо вокруг прекрасных течений Скамандра.
Рыбы, угри затомились, - и те по глубоким пучинам,
Те по прекрасным струям и туда и сюда заметались,
Жаром палимые жгучим искусника - бога Гефеста.
Сила потока горела...
Бурлящая и кипящая река, истомленная жгучим огнем, молит Геру о пощаде.
Гера склоняется на моления Ксанфа, Гефест прекращает свое огненное
нападение, и прекрасно-струистая река входит в свои берега, возобновляя свое
мирное и спокойное течение.
Такова картина природы в XXI песне "Илиады". Следует ясно осознать ее
эстетическую значимость. То, что тут перед нами мифология, т.е. мифические
силы природы, - это совершенно ясно. Но ясно также и то, что здесь уже нет
первобытного фетишизма, и обожествленные силы природы уже выступают в
человеческом виде и наделяются чисто человеческими аффектами. Далее, здесь
перед нами не только антропоморфизм, но также и высокая героика. Ахилл здесь
еще настолько стихиен, что вполне сравним со стихиями самой природы и даже
вступает с ними в яростную борьбу. Самое же главное здесь то, что мифические
силы природы стали здесь предметом свободного фантастического вымысла поэта
и сопоставлены так, что в результате появляется почти отдельная поэма.
И если рассматривать всю эту картину эстетически, т.е. с точки зрения
определенного стиля, то здесь мы можем найти осуществление всех главных
принципов эпического стиля. Особенно бросается в глаза монументальность этой
картины, дающей образ дикой и необузданной красоты, когда стихии не знают
для себя никакого удержу и когда дисгармония и хаос являются их законом. Но
удерж здесь все-таки есть, и хаос, в конце концов, преодолен бессмертной
гармонией олимпийских небожителей. Без олимпийского вмешательства не было бы
здесь примата общего над индивидуальным, т.е. не было бы эпического стиля.
Но эпический стиль дан здесь не только в своей старинной строгости, но и со
всеми достижениями свободного эпического стиля. Дикая и суровая красота
свободных и ничем не связанных стихий сочетается здесь с весьма прихотливой
тканью художественного сказа, использующей не только такие драматические
приемы, как сложная, напряженно-волевая ситуация борьбы Ахилла и Ксанфа и не
только декоративное обрамление бурной и стонущей реки, но и ту психологию
Ахилла, в которой богатырская сила и звериная ярость соединяются с чисто
человеческой беспомощностью, с его надеждой на высшие силы и с его жалостной
мольбой к этим силам.
Таким образом, битва Ахилла со стихийными силами природы, борьба этих
последних между собою, что мы находим в XXI песне "Илиады", является
интереснейшим и сложнейшим историческим комплексом, где мы находим и
фетишистское обожествление стихий и анимистическое выделение из них
действующего здесь демона, и антропоморфизм, доведенный до ступени героизма,
и буйную анархию хаотических природных сил, и превращение их в предмет
эстетического любования, и соединение суровой и грандиозной монументальности
с декоративными приемами искусного рассказчика, и соединение в одном
человеке богатыря и наивного младенца. Ретроспективный и резюмирующий
характер гомеровского эпоса (в отношении самых разнообразных периодов
общинно-родовой формации), специфичный для Гомера, находит здесь
замечательную иллюстрацию. Для характеристики такой мифологической природы
важны часто встречающиеся у Гомера знаменья, вроде грома и молнии, птиц,
кровавой росы и т.д. И здесь следует постараться не сойти с пути историзма и
суметь понять все эти разнообразные периоды социальной истории как
претворенные в одну неделимую картину и в один специфический и ни на что
другое не сводимый гомеровский стиль.
Итак, древнее мифологическое представление природы, согласно которому
последняя состоит из одушевленных и хаотически действующих стихийных сил, -
у Гомера имеется. Однако, ввиду близости гомеровского творчества к идеалам
цивилизации, эта старая, ужасающая и стихийная мифология у него ослаблена,
опоэтизирована, и продиктованные ею картины природы лишены своего древнего
буквального одушевления. Они граничат с вольным поэтическим вымыслом
писателя. Но этим не исчерпывается отношение Гомера к природе.
б) Природа как предмет эстетического сознания в условиях ее стихийного
превосходства над человеческим субъектом
Можно констатировать, что Гомер уже перешел к чисто поэтическому
изображению природы. Было бы совершенно неверно сводить изображение природы
у Гомера только к одним богам и стихийным духам, только к одним демонам. Все
это может рассматриваться здесь самое большее как рудимент отдаленного
прошлого, рудимент уже преображенный, уже переосмысленный с позиций человека
цивилизации. Гораздо большее значение имеет у Гомера совсем другое
представление о природе - представление уже чисто поэтическое, эстетическое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251