Оно воспринимается
и формулируется в одном цельном и нераздельном акте эстетического
восприятия. Подобно живой человеческой индивидуальности художественное
(например, музыкальное) произведение находится в постоянном движении,
изменении, и оно само же себя приводит в это движение, оставаясь при этом
самим собою, т.е. сохраняя свой внутренний покой. В этом смысле оно также
имеет практически жизненное и производственно-утилитарное значение,
оставаясь в то же время предметом бескорыстного любования и обладая вполне
самостоятельной созерцательной ценностью. В этом смысле, наконец, оно
обладает своей собственной и вполне специфической структурой и движением, в
то время как самый принцип этой структуры и этого движения не находится в
каком-либо другом месте и не зависит ни от какой другой вещи, но находится в
ней же самой, совершенно от нее неотделим и в самом глубоком существе своем
вполне с ней тождествен.
Античная эстетика, особенно в период греческой классики, понимает красоту
как живое физическое тело, т.е. как неделимую цельность, в которой
демонстрируются ее элементы в их взаимных структурных соотношениях (все
равно, понимать ли эту цельность как счетное множество или как множество
мощности континуума). Это объясняется тем, что рабский труд относится к тем
видам труда, в которых создаваемая вещь возникает в результате
непосредственных усилий того, кто ее создает. Это - ремесленный труд в
отличие от машинного производства, где производитель выступает как
"частичный" работник, создающий не целостную индивидуальную вещь, а лишь
стандартные детали, из которых составляются стандартные вещи. И как бы
ремесло ни стояло далеко от искусства, как бы рабский труд ни стоял далеко
от свободного творчества и как бы производитель-раб ни стоял далеко от
рабовладельца, организатора этого труда, - все же рабский труд, в форме
весьма далекой от социального и технического совершенства, создавал все
условия для такого творчества вещей, когда они понимались, трактовались и
созерцались в виде цельной и законченной индивидуальности, т.е. в виде такой
неделимости, для которой было недостаточно генетического объяснения, а было
необходимо объяснение ее из нее же самой.
Такую творческую индивидуальность, не объяснимую генетически, легко
истолковать как нечто бескачественное и иррациональное, как некую вещь в
себе, лишенную всяких определений. Однако, такое понимание было бы не
античным, а по-европейски дуалистическим, почти кантианским. Античность не
могла представить сущность, которая никак не являлась бы, не могла
представить явления, которое не содержало бы в себе никакой сущности.
Поэтому и объяснение вещи из нее же самой нуждалось и в ее генетическом
объяснении, а это последнее, напротив, нуждалось и в ее
самостоятельно-сущностном объяснении. Только при этом диалектическом условии
сущностное объяснение получало в античной эстетике свое настоящее место. 2.
Число - эстетический первопринцип
1. Характер античного числа
Основным принципом эстетики классического периода является число. Это
число имеет, конечно, мало общего с современным понятием числа. Оно, прежде
всего, неотделимо от вещей, а у иных античных мыслителей даже прямо
тождественно с вещами. Оно не есть просто результат счета, но всегда
содержит в себе идею порядка и потому является структурной целостью.
Наконец, оно обладает материально-творческой силой, способной создавать или,
по крайней мере, расчленять вещи, впервые делая их познаваемыми.
2. Главнейшие представители учения о числе
С учением о числе выступили пифагорейцы. Но было бы ошибкой считать, что
подобное учение есть особенность только какой-то одной философской школы.
Прежде всего, древнее пифагорейство в первые 200 лет его существования (VI -
IV вв. до н.э.) охватывает огромное число мыслителей, число, которого не
знала никакая другая античная философская школа. Вышеупомянутое понимание
числа как творческой цельности конструировано нами из массы пифагорейских
текстов.
Однако, чтобы учить о творческих числовых категориях, вовсе не
обязательно было принадлежать к школе пифагорейцев. Анаксагор - не
пифагореец, но учение о бесконечных множествах является у него основной
философской концепцией. Учение элейцев об Едином - числовое учение. Учение
милетцев о сжатии и разрежении первоначала есть учение
механико-математическое, т.е., попросту говоря, арифметическое, числовое.
Гераклит и Эмпедокл тоже не были пифагорейцами; тем не менее их учение о
ритмическом воспламенении вселенной явно носит числовой характер. Атомисты
прямо связываются с пифагорейцами, и каждый атом у них есть не что иное, как
геометрическое тело. У Левкиппа (А 15) "все сущее является числами или
происходит из чисел". Платон, особенно во вторую половину своей
деятельности, - явный пифагореец. Аристотель - оппонент пифагорейцев, но
учение о целости является основной проблемой и его философии. В эпоху
эллинизма мы находим целые философские школы неопифагорейства. И дальше
учение о числе только нарастает и углубляется. Достаточно привести хотя бы
трактат Плотина "О числах" (VI 6)116 или трактат псевдо-Ямвлиха "Теологумены
арифметики" (из которого много цитат содержится в собрании Дильса), в
котором дается систематическое изложение пифагорейской концепции каждого из
первых десяти чисел117.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251