а
отрезок ВС можно начинать как угодно далеко влево, и мы никогда не начнем с
точки В, т.е. отрезок ВС не имеет первого элемента. Другими словами, сечение
Дедекинда является одновременно и одной точкой, т.е. одним мгновением, и
непроходимой бездной точек, т.е. целой их бесконечностью. Переводя это на
язык времени, мы должны сказать, что в сечении Дедекинда вечность и
отдельное мгновение неразличимо совпадают. Кроме того и всякая граница,
например, окружность круга, с одной стороны принадлежит к тому, что
ограничено, так как без нее ограниченное не было бы ограниченным, т.е. не
имело бы никакой формы: а, с другой стороны, всякая граница принадлежит
ограничивающему, т.к. иначе он не ограничивал бы, т. е оно не ограничивало
бы ограниченного на фоне ограничивающего, т.е. тоже не было бы границей.
Другими словами, граница совершенно одинаково и совершенно в одном и том же
смысле относится как к ограниченному, так и к ограничивающему, хотя в то же
самое время она не относится и ни к тому и ни к другому, а есть нечто
специфическое. Как же после этого можно говорить о начале и конце
божественного мира, о начале или конце природы и космоса, о начале
происхождения или конце жизни человека?
Античная эстетика немыслима без античной мифологии (хотя, правда,
мифология эта берется здесь в форме абстрактной всеобщности). Но мифология
оперирует судьбой, богами, космосом, живыми существами и неживыми вещами.
Все это бурлит, кипит, бесконечно дробится и бесконечно опять
восстанавливается, бесконечно дифференцируется и интегрируется. Такое
пространственно-временное и жизненное дробление возможно только при том
условии, если существует что-нибудь недробимое и нераздельное, если в основе
всего существующего лежат такие бесконечно дробимые мгновения, которые
сливаются в один и нераздельный вечный миг. Таков ответ античной эстетики на
вопрос о времени и вечности.
2) Вечное существование и мгновенный миг творения есть одно и то же, если
творящий и творимое суть неделимые, ни на что другое не сводимые и абсолютно
специфические индивидуальности. Если ставить вопрос о причине данной вещи и
причину эту находить в том, что причина не есть данная вещь, то мы получим
бесконечный ряд причин, т.е. откажемся отвечать на самый вопрос о причине
данной вещи. Кроме того, в этом случае распадется и сама вещь, поскольку в
ней окажется целая бесконечность дискретных моментов, возникших от
воздействия на нее тех бесконечных причин, которые мы привлекли для ее
понимания. Бесконечное сведение одной причины на другую не является античным
ответом. Согласно античным представлениям, чтобы объяснить вещь, мы не
должны уходить в бесконечность причинного объяснения, но должны найти
причину вещи в самой же вещи. Однако, для этого вещь должна возникнуть перед
нами абсолютно мгновенно. Как неделима и ее индивидуальность, так неделима и
ее причина. Ведь всякое генетическое причинное объяснение разрушает предмет
как именно этот предмет и дробит его на бесконечную дискретность. Всякое же
сохранение вещи в качестве абсолютной вещи исключает бесконечную
генетическую последовательность ее причин и требует объяснения ее в
результате "мгновенного" акта творения. Именно так греки понимали
происхождение своих богов, своего космоса и своего человека.
3) Творческое и генетическое объяснение вещи не исключают, но
предполагают друг друга. То и другое объяснение зависит исключительно от
нашего подхода, исключительно от нашей точки зрения. Можно заниматься либо
одним из них, либо ими обоими. Однако, целого не существует без частей, а
частей не существует без целого. Можно изучать целое, отстраняя на второе и
третье место части, а можно изучать только части, отстраняя на второе и
третье место целое. Греческая классическая эстетика хорошо знает
неразрывность целого и частей, поэтому метафизики нового времени никак не
могли понять, почему единое или бытие у элейцев неподвижно, неделимо и даже
нерасчленимо, а мир явлений движется, расчленяется и дробится. Приходилось
элейство объявлять дуализмом. На самом же деле это есть только диалектика
целого и части, диалектика творчески-индивидуального и
генетически-причинного объяснения и больше ничего. Так же игнорировалась
диалектика числа и вещи у пифагорейцев, диалектика логоса и огня у
Гераклита, Любви и Вражды у Эмпедокла, мышления и воздуха у Диогена
Аполлонийского, буквенные структуры материи и раздельных атомов у атомистов
и т.д. Кто не понимает диалектики "мгновенного" творчества и генетической
длительности у греков, тот не может и прикоснуться к пониманию его эстетики.
3. Искусство и человек
Искусство является последним результатом творчества в рассматриваемой
нами эстетической иерархии: судьба - боги - космос - природа - человек -
искусство. Будучи последним в этой иерархии, оно расценивается в греческой
классике как низшее и как наименее ценное. Формально его отношение к
предыдущим ступеням эстетической иерархии определяется теми же принципами
первообраза и подражания, т.е. человек - первообраз, искусство же - его
подражание. Многие удивлялись тому, что греки обладали таким высоким
искусством и в то же время ценили его так низко. Удивление это обусловлено
рядом застарелых историко-художественных и историко-эстетических
предрассудков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251