д)Итоги
Рассмотрев вышеприведенный материал, можно заключить, что это -
неувядаемые образцы вполне непосредственного, вполне прямого,
несимволического отношения к природе. Здесь нет никаких "настроений",
никакого "вчувствования", никакого одушевления или одухотворения природы.
Картины природы состоят просто из ряда случаев природной жизни (налет бури,
обвал горы, лесной пожар), к которым человек или никак не относится, но
берет их так, как они происходят, или к которым относится чрезвычайно
примитивно, выражая или свое удивление или страх, ужас или проявляя
утилитарную заинтересованность.
Важно понимать, что такое непосредственность в этом классическом (в
сравнении с Западной Европой) чувстве природы. Непосредственное отношение к
природе не есть, например, географическое о ней представление, потому что
география - наука, а вовсе не прямое и непосредственное созерцание. Точно
так же ни геолог, ни биолог, ни физик, ни астроном, как бы они ни
основывались на непосредственном опыте, стремятся не к этой
непосредственности, а к логическому расчленению созерцания и научным
абстракциям. Чтобы иметь непосредственное отношение к природе, надо только
иметь раскрытые глаза и больше ничего. Мир непосредственного созерцания в
состоянии отвлечься от научных обобщений, затверженных со школьной скамьи.
Для такого созерцания солнце, конечно, восходит на востоке и склоняется к
западу, земля неподвижна, в явлениях нет ничего ни внутреннего, ни внешнего,
а есть только сами явления. Это-то удивительное отношение природе мы и
находим у Гомера. Оно совершенно прямое, нерефлективное. С точки зрения
такого понимания природы все то, что в ней, видимо, совершается, то для нас
и существенно. Для этого сознания, конечно, еще нет никакой разницы между
сущностью и явлением, так что мы будем вполне правы, если назовем его
наивным дорефлективным реализмом или, имея в виду полное отсутствие здесь
различения идеального и реального, - абсолютной непосредственной
действительностью.
Возьмем сравнение ? 1, где черная туча нависает над морем, предвещая бури
и катастрофы. Что здесь есть, кроме факта этой тучи? Есть еще отношение
пастуха, наблюдающего эту тучу с горы и загоняющего свое стадо в пещеру во
избежание бедствия. Можно ли это отношение назвать эстетическим и дает ли
оно что-нибудь для обрисовки самой тучи? Нет, это отношение чисто
практическое, утилитарное, и оно возникает только благодаря примитивному
страху наивного, дорефлективного человеческого сознания перед силами
природы. Возьмем сравнение ? 2, рисующее картину двух бурных ветров,
налетающих друг на друга, заставляющих чернеть море и вздымающих волны
холмами. Эта картина ни о чем другом и не говорит, как только о столкновении
двух ветров и об их действии на спокойное море. Сюда можно вложить любое
настроение, но Гомер никакого настроения не вкладывает. Все это можно
сказать почти о любом сравнении из приведенных.
Тем не менее одного этого указания на наивный реализм еще мало для
характеристики гомеровских сравнений. Дело в том, что эти сравнения суть не
просто картины природы, но именно сравнения с картинами природы. Если в
поэзии дается сравнение, то, очевидно, всякое такое сравнение имеет целью
нечто разъяснить, растолковать, сделать понятным и, конечно, при помощи
предмета более понятного, а не менее понятного. Значит, привлекаемые Гомером
в его сравнениях картины природы говорят ему гораздо больше, чем те
предметы, для которых он привлекает эти картины. Возьмем сравнение ? 2: тут
борьба двух ветров на море более понятна, чем волнение в психике людей.
Сравнение ? 6 вызвано тем, что падение вырванной с корнем маслины более
понятно, чем падение раненого. В сравнении ? 8 бедствия и переживания от
пожара более понятны, чем от битвы, и т.д. Это обстоятельство сразу
поворачивает отмеченный выше наивный реализм совсем в другую сферу. Если
неодушевленная природа, лишенная всякого настроения и символики (в
новоевропейском смысле слова), является образцом для всего одушевленного,
то, значит, она гораздо самостоятельнее, чем это последнее, значит, она не
нуждается в обосновании, а, наоборот, сама обосновывает все другое; или,
другими словами, это значит, что она обосновывает сама себя и сама является
для себя идеалом. Вот почему она так рельефна и выразительна.
Таким образом, употребление сравнений у Гомера (как, впрочем, у всех
поэтов) ведет не только к пояснению тех или иных предметов при помощи
природы, но и придает этой природе определенный стиль, т.е. ведет к
некоторому взаимному определению человеческой жизни и жизни природы. Нужно
твердо усвоить, что природа и человек у Гомера обязательно обусловливают
взаимно друг друга; но при этом необходимо остерегаться пошлых и ничего не
говорящих фраз, смазывающих и нивелирующих специфическое для Гомера
положение дела. А специфическим является здесь самообоснованность природных
стихий и их первообразность для человека. Привлекаемая в сравнениях картина
природы всецело определяет человека, определяет его, так сказать,
субстанциально; человек же определяет здесь природу в стилевом отношении,
так как именно его субстанциально-личная зависимость от природы и делает эту
природу эпической.
Отсюда вытекают некоторые выводы относительно того, что обычно называется
tertium comparationis, т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251