Господин может лишь приковать раба к
его физической силе, ограничить его одними физическими возможностями и
извлекать из такой живой "вещи" максимально эффективный вещественный же
результат. Но в конечном счете материальная сторона жизни так и остается без
целостно-человеческого оформления, она продолжает существовать во всей своей
стихийно-естественной необходимости.
д)
Теперь мы можем сформулировать то, что можно было бы назвать самым
простым и очевидным надстроечным результатом античной рабовладельческой
формации. Античное мировоззрение, античный гений, античная культура - все
это развертывается не только по принципу вещевизма и телесности, не только
по принципу исключительно производственно-технической обработки вещей, но
эта последняя оказывается лишь абсолютизированием естественно-необходимого
течения вещей в их совершенно непосредственной данности и в максимально
возможной для них производительности.
Теперь можно конкретно указать на предмет античной эстетики. Это -
материальное, вещественное и стихийное бытие, организованное в своей полной
непосредственности и оформленное в меру своих чисто физических возможностей.
Это бытие, которое можно и видеть, и слышать, и осязать, которое закономерно
протекает, оставаясь живым телом и живой материей, и которое оказывается
последним абсолютом, исключающим всякое другое бытие. Это есть не что иное,
как материально-чувственный и живой космос, являющийся вечным круговоротом
вещества, то возникающий из нерасчлененного хаоса и поражающий своей
гармонией, симметрией, ритмическим устроением, возвышенным и спокойным
величием, то идущий к гибели, расторгающий свою благоустроенность и вновь
превращающий сам себя в хаос. Этот космос и есть основной предмет античной
эстетики. Правда, были еще демоны и боги. Но, во-первых, как уже говорилось,
все они тоже материальны (хотя материальность их и особого рода, особенно
тонкая). А во-вторых, античные демоны и боги являлись не чем иным, как
только обобщениями, и притом предельными обобщениями, все тех же природных
стихий, созданными для лучшего и совершеннейшего утверждения этого же
чувственного космоса, для его максимально надежного и максимально крепкого
обоснования.
Казалось бы, что представления о таком материально-чувственном и живом
космосе имеют мало общего с развитием производительных сил и
производственных отношений античного общества. Эти представления
реализовались в астрономии, но никак не в экономике; в философии, но никак
не в отношениях между господами и рабами; в эстетике, но никак не в борьбе
каких-либо общественно-экономических классов. И тем не менее, если правильно
применять марксистский социально-исторический метод, то следует признать,
что только рабовладельческий способ производства и мог заставить людей
представлять себе абсолют в виде именно такого космоса, что только
рабовладение и сделало понятным для человека именно такого рода абсолют и
что только оно и могло заставить человека любоваться именно на такого рода
красоту. Конечно, раскрывая античный космос, совершенно не обязательно
анализировать античную экономику. Но при этом следует помнить, что самый
способ конструирования этого космоса заимствовался в античности из
рабовладельческой экономики. Ясно, что античное искусство, например,
оперировало только художественными, а наука - только научными, но отнюдь не
экономическими методами. И тем не менее самое лицо этого искусства и самый
тип этой науки можно понять только как определенный способ развертывания
художественных образов и научных методов, тождественный со способом
развертывания социально-исторической и, в частности, социально-экономической
действительности в Греции и Риме.
е)
Наконец, наши предварительные установки были бы извращены в самой их
основе, если бы мы не ввели еще одного понятия, без которого невозможно
разобраться в том, что такое античная эстетика. Раб, как он ни необходим,
вовсе не есть единственное условие античной культуры и, в частности,
античной эстетики. Также и рабовладелец, как он ни необходим в античности,
тоже отнюдь не является для нее единственным принципом. Дело в том, что и
рабовладельцы, и рабы представляли собою нечто целое и нерасторжимое. В
античности, как и везде в истории, было еще нечто третье, нечто высшее, в
чем объединяются общественные классы и что проявляет себя в этих классах, но
отнюдь не сводится к ним. Это - народ. Подлинными творцами греческого
искусства, а следовательно, и греческой науки о нем - эстетики - были вовсе
не рабовладельцы и вовсе не рабы, а греческий народ. То же самое и в Риме.
Прежде чем появиться отдельным художникам или отдельным эстетикам, многие
века, если не тысячелетия, существовал народ, который и был подлинным
создателем античной красоты и искусства и был подлинным автором античной
эстетики. Конечно, рабовладелец не есть раб, и раб не есть рабовладелец.
Один из них организует и оформляет, а другой является живым, но отнюдь не
самостоятельно мыслящим телом. Но возьмите общеизвестную фигуру "Дискобола".
Где тут живое и немыслящее тело и где тут мыслящий, но сам не действующий
организатор? В "Дискоболе", как и в любом произведении античного искусства
периода классики, оформляемое тело и оформляющий его принцип даны как нечто
единое, цельное и нерасторжимое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251