Дети слушают, повторяют, запомина
ют. В этот вечер была только одна заминка: Тереза вдруг восстала посреди к
омнаты. Она не поднялась, а именно восстала, вознеслась, как обелиск, вся п
рямая, угрожающе пошатнулась на своем невидимом пьедестале, трижды повр
ащала глазами и, обретя наконец равновесие, произнесла тем бесцветным го
лосом, какой обычно появляется у нее в такие моменты:
Ц Дядюшка Тянь просил сказать вам, что он благополучно прибыл на место.

На что Жереми заметил:
Ц Две недели? Долго же он добирался!
Тереза сказала:
Ц Ему надо было повидать кое-кого.
И заключила:
Ц Жанина-Великанша и он всех вас обнимают.


***

Вот так. Это-Ангел спит, как положено при таком имени. Его будущее надежно,
и ночи он тоже не боится: маленькая Верден охраняет его сон, да и Превосход
ный Джулиус всегда спит у колыбели.


***

Мы с Жюли закрыли дверь к спящим детям, торопясь уединиться. Как и в предыд
ущие пятнадцать вечеров, мы с трудом дождались этого момента и вознеслис
ь наконец на райские вершины моего шестого этажа. (Последствие воскрешен
ия.)


***

Ц Бань бянь Тянь! Ц закричал Малыш в первом своем ночном кошм
аре.
«БАНЬ БЯНЬ ТЯНЬ!» Ц его крик вихрем вылетел во двор дома.
«БАНЬ БЯНЬ ТЯНЬ! Женщина несет половину неба!» Вот и догадайся, почем
у я сразу подумал о Королеве Забо, ловко она прибрала к рукам моего велика
на («Значит, вы Ц новый Ж. Л. В.? Пойдемте, расскажете мне поподробнее...»), гиг
антский цыпленок в пуховом гнездышке Королевы («И у вас есть сюжет? Даже н
есколько? Десяток! Отлично!»), идут наверх («Нам будет удобнее говорить в м
оем кабинете...»), в четырех пустых стенах («Кажется, разговор обещает быть
долгим!») Ц выхаживает каждую мечту...
И, обращаясь ко мне через приоткрытую дверь, говорит:
Ц Все, Малоссен, я больше не душу таланты; если бы Гитлер получил свой при
з в Риме, он бы никогда не пошел в политику...


***

Вот так. Жюли тоже уснула. Она Ц сама теплота. Свернулась калачиком, так и
хочется к ней под бочок. Эти изгибы ее тела до того родные, почти мои собст
венные. Как будто каждый вечер я прячусь в футляр виолончели. И там, на обж
игающем бархате ее кожи, с неискушенным сердцем, доставшимся мне от убий
цы, я прошептал на ушко Жюли самое прекрасное признание в любви, какое тол
ько есть на свете.
Я сказал:
Ц Жюли...
(...)
Ц Жюли, я люблю тебя... точно.


PS

Жизнь не роман, я знаю... знаю. Но только романтика делает ее выносимой. Мой д
руг Динко Стамбак умер, пока я рассказывал эту историю. Он был старым дядю
шкой Стожем из племени Малоссенов. На самом же деле он был Ц сама поэзия,
эликсир романтики. Он был улыбающимся смыслом жизни. Стоило жить, чтобы п
исать. Чтобы описывать его.
Я хочу, чтобы эти страницы долетели до него: я писал их, с нетерпением ожид
ая, чтобы он смог их прочесть.

Д П.


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94