Ц Из желания быть «признанными», Ц подытожила наша журналистка Корра
нсон, почуяв уже сюжет многообещающей статьи.
(Каким одиноким я вдруг почувствовал себя на этом дурацком ужине, грустн
о даже вспоминать!)
Ц Да... Ц в полной задумчивости произнес Сент-Ивер. Ц Странно, что никто
даже не поинтересовался, а в чем, собственно, они хотели быть призна
нными .
Ц Никто до тебя, Ц уточнила Клара и покраснела.
Все, разинув рты, казалось, просили: «еще, еще», а Клара слушала Кларанса ка
к супруга, как женщина, чья страсть воспламеняется от страсти мужчины. Да,
в тот вечер я увидел в больших глазах Клары длинную вереницу образцовых
жен Ц все эти Марты Фрейд, Софьи Андреевны Толстые, которые голову полож
ат, чтобы гениального мужа не забыли благодарные потомки. А наш гений, отб
росив со лба белую прядь, роняет следующее:
Ц Убийцы часто оказываются удивительными людьми.
Ц Как и диктаторы, Ц парировала Жюли.
(Возвышенная светская беседа, надо полагать.)
Ц В самом деле, некоторые из моих подопечных могли бы прекрасно устроит
ься в Латинской Америке.
Ц А вместо этого вы сделали из них художников.
Ц Насколько владеешь миром, настолько он тебе принадлежит.
(Хватит! Остановитесь! Столько глубокомыслия всего в двух словах, это уж с
лишком! Сжальтесь!..)
И тут Сент-Ивер, сама серьезность, вдруг лукаво улыбнулся:
Ц И среди этих творческих личностей у нас есть даже архитекторы, которы
е в настоящий момент разрабатывают план расширения нашей тюрьмы.
В точку!
Ц То есть вы хотите сказать, что ваши заключенные сами строят свои камер
ы? Ц не выдержала Жюли.
Ц Как и все мы, в сущности, не правда ли?
Опять его белая прядь маячит у меня перед глазами...
Ц Только мы-то Ц никудышные строители. Мы опутаны узами брака, нам надо
ело заключение на службе, наши дети ищут спасения от семейных тюрем в нар
котиках, а окошко телевизора, через которое мы якобы взираем на окружающ
ий нас мир, на самом деле глядит только на нас.
Тут вмешался Жереми, наивно заявив, не без гордости, конечно:
Ц А у нас нет телевизора!
Ц Отчасти поэтому Клара такая, какая она есть, Ц ответил Сент-Ивер как н
ельзя более серьезно.
Он начинал меня выводить, этот святоша! Мало того что его белые локоны мел
ькали, точно манжеты на запястьях адвоката, увлеченного своей речью, его
проповедь напоминала мне словопрения той поры моей юности, когда все при
ятели отчалили из родной гавани, тогда как я остался вытирать носы отпры
скам мамули, пытаясь таким образом приучить себя к взрослой жизни. Знако
мая песенка: семья душит, работа заедает, жена кровь сосет, телевизор затя
гивает Ц у меня это меню в печенках сидит. Отсюда вполне естественное же
лание, непреодолимое до зуда, плюнуть на все; провести остаток дней в круг
у семьи, уткнувшись в ящик, давиться просроченными консервами и носу не п
оказывать на улицу, разве что по выходным чинно, взяв детей за руки, прогул
яться на воскресную мессу на латыни. Ну нет, только не мессу, много чести! У
этого Сент-Ивера голос церковного служки, елейный такой, как патока, льет
ся с высоты наблюдательного пункта, теряющегося в облаках над его голово
й. Как он меня раздражает, кто бы знал! Так и хочется крикнуть ему: «Зря стар
аешься, Сент-Ивер, ты опоздал на двадцать лет!» Но тут же осечешься, постав
ленный в тупик вопросом из вопросов: «Опоздал куда?»
И понесло же его показывать мне свою несчастную тюрьму! И ведь я в самом де
ле остался под впечатлением! Уму непостижимо: думаешь, что открываешь дв
ерь в камеру, а попадаешь в студию, оборудованную по последнему слову тех
ники, или в мастерскую живописи, светлую, как под открытым небом, в библиот
еку, где царит монастырская тишина, где человек, склонившись над своим тр
удом Ц рядом корзина, полная исписанных листов, Ц едва поднимет голову,
чтобы поприветствовать вошедших. Да и посетители здесь редки. Почти сраз
у после вступления в братство затворники Сент-Ивера вообще отказываютс
я принимать гостей. Сент-Ивер говорит, что он здесь ни при чем. (Взмах белог
о крыла.) Очень скоро люди, попавшие туда, начинают чувствовать, что они об
рели в этих стенах свободу, которую необходимо всячески оберегать от вне
шнего вмешательства. Если там, на воле, они совершили убийство, то это, по и
х мнению, именно из-за того, что им отказывали в праве на эту свободу.
Ц И их отказ от контактов с внешним миром простирается вплоть до неприя
тия каких бы то ни было средств массовой информации, мадемуазель Корранс
он, Ц уточнил Сент-Ивер, особенно упирая на последнюю фразу. Ц Ни газет,
ни радио, ни какого другого вестника времени. У нас даже свое собственное
телевидение.
И далее, с совершенно ангельской улыбкой:
Ц В общем, единственное проявление внешнего мира, которое допускают мо
и подопечные, это присутствие Клары.
Ну да... это-то как раз меня больше всего и тревожит. Эти вдохновенные узник
и приняли мою Клару с ее непременным фотоаппаратом, который она немедля
поставила на службу их иконографии. Она фотографировала их за работой, ф
отографировала стены, двери, замки, корзину, полную черновиков, два профи
ля Ц над планом будущих камер, их собственную телестудию, рояль, лоснящи
йся как тюлень под солнцем, на центральном дворе, задумчивый лоб, отражаю
щийся на экране компьютера, руку скульптора в момент, когда долото вот-во
т упадет на резец; потом Ц проявка, и эти узники увидели, как они оживают н
а снимках Клары, сохнущих на нитках по всей длине бесконечных коридоров.
Они открыли для себя стремительное движение жизненного потока, в которо
м каждый жест наполнен особым смыслом, схваченный и запечатленный объек
тивом Клары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94