Видишь ли, в настоящий момент я полностью поглощен своей смертью. Знаю, зн
аю, когда говоришь об этом вот так, от первого лица, появляются сомнения в
искренности заявления. Но если хорошенько поразмыслить, то как раз и пол
учится, что умирают всегда в первом лице единственного числа. И с этим, при
знаю, довольно сложно согласиться. Юнцы, которые бесстрашно уходят на во
йну, говорят о себе в третьем лице. На Берлин! Nach Paris! Аллах акбар! Вм
есто себя они посылают на смерть свой энтузиазм, думая, что это кто-то тре
тий, а он, этот третий, весь из их плоти и крови. Они умирают, так ничего и не п
оняв, а их первое лицо поглощается извращенными идеями таких, как Шаботт.

Я умираю, Лусса, я умираю и так просто тебе об этом и говорю. Устройство, кот
орым ты так восхищался, наверное, в самом деле стоит того. Это искусственн
ая почка, последнее слово техники. Они поставили мне ее вместо почек, моих
почек, которые спер у меня Бертольд. (Какой-то там несчастный случай, паре
нь с девушкой разбились на мотоцикле, парень впилился спиной в поребрик
тротуара, почки Ц к чертям. Ему необходимы были две почки. Срочно. Бертоль
д взял мои.) Я умираю, как и многие другие, кому повезло встретиться с благо
детелем человечества, Бертольдом! И если бы только почки... Ты и понятия не
имеешь, Лусса, сколько всего можно понатаскать из тела за несколько неде
ль, и никто этого даже не заметит! Твои близкие все так же навещают тебя, тв
ои прозорливые, ясновидящие родственники Ц Терезы, Малыши, Ц и что они в
идят? Только то, что я еще дышу. Мешок с костями, который опустошают у них по
д носом, но этот мешок все же остается их братом. «Бенжамен умрет в возраст
е девяноста трех лет...» С такими темпами... интересно, что от меня останется
к тому времени? Ноготь разве что? А Клара, Тереза, Жереми и Лауна, Верден и Ма
лыш так и будут приходить навещать этот ноготь. Я не шучу, Лусса. Вот увиди
шь, ты сам в скором времени будешь приходить к одному ногтю. Ты упрямо буде
шь учить его китайскому, разговаривать с ним о своей Изабель, читать хоро
шую литературу, потому что все вы, и ты, и моя семья, с недавних пор вы приход
ите сюда не из-за брата, а из-за братства; ты навещаешь не друга ( фэн ю
по-китайски), а саму дружбу (юи), не бренное тело призывает в
ас в больницу, а вечные чувства. И тогда, неизбежно, бдительность притупля
ется, мы больше не задаем медицинских вопросов, мы молча проглатываем об
ъяснения живодеров («да, знаете, у него оказались некоторые проблемы с по
чками, пришлось подключить ему систему гемодиализа»), и друг в полном вос
торге от новой игрушки: «Какой забавный аппарат тебе тут прицепили!» А ка
к взвыли мои почки, когда Бертольд за ними полез, Ц это тоже было забавно,
по-твоему?
Всё, Лусса, я совершенно серьезно собрался умирать, мне надоело, что меня р
астаскивают по кусочкам, и вот тебе, пожалуйста, я опять засуетился; но, че
рт тебя побери, ты, что же, считаешь в порядке вещей, что у меня вырезают обе
почки, чтобы какой-то маменькин сынок, который захотел выпендриться пер
ед подружкой, прокатив ее на своем драндулете, мог и дальше спокойно себе
отливать, когда ему приспичит? Тебе кажется справедливым, что
у меня, который принципиально не хотел сдавать на водительские права, ко
торый ненавидит рокеров, этих чудовищ на колесах (сами Ц камикадзе, все п
оголовно, еще и угрожают жизни моих малышей), так вот, ты находишь нормальн
ым, что у меня заберут и мои легкие, да, легкие Ц следующие по списку у Берт
ольда! Ц чтобы вставить их какому-то биржевому магнату, который заработ
ал себе рак, куря одну за другой и заставляя в придачу задыхаться всех окр
ужающих? У меня, который в рот не брал сигареты! У меня, который если и душит
, то только сам себя!.. Если бы еще мой конец пришили какому-нибудь идеально
му любовнику, потерявшему свой в слишком бурных амурных играх, или хотя б
ы сняли кожу с ягодиц для реставрации щечек какой-нибудь красотки в духе
Боттичелли, я бы слова не сказал; но, Лусса, по странной иронии судьбы меня
обдирают для мародеров... Да, Лусса, меня обдирают, обдирают живьем, кусок з
а куском, заменяя их по ходу дела разными механизмами, которые вы принима
ете за меня и которые вы теперь и навещаете вместо меня; я умираю, Лусса, по
тому что, несмотря на миллиарды лет эволюции, каждая моя клеточка умирае
т Ц перестает верить в эту эволюцию и умирает, и я каждый раз умираю с ним
и, умирает мое «я», исчезает первое лицо, поэтическая строка растворяетс
я в небытии...

38

«Я не верю женщинам, которые молчат». Вот что говорил себе инспектор Ван Т
янь, сидя уже целый час напротив женщины, которая молчала.
Ц Мадам не говорит уже шестнадцать лет, месье. Мадам не говорит и не слыш
ит вот уже шестнадцать лет.
Ц Я не верю женщинам, которые молчат, Ц ответил инспектор Ван Тянь скро
мному Антуану, метрдотелю в доме почившего министра Шаботта.
Ц Я пришел к госпоже Назаре Квиссапаоло Шаботт.
Ц Мадам не принимает, месье, мадам не разговаривает, мадам уже шестнадца
ть лет ничего не слышит и не говорит.
Ц А кто вам сказал, что я пришел ее слушать?
Инспектор Ван Тянь решил придерживаться простой логики. Если это не Жюли
убила Шаботта, значит, это был кто-то другой. А если это так, то надо начина
ть расследование с нуля. Точкой отсчета в любом расследовании является о
кружение жертвы. Прежде всего, домашние: они, как правило, и оказываются и
точкой отсчета, и местом прибытия. Восемьдесят процентов всех мокрых дел
приходится на семейные драмы. Да, да! Семья убивает в четыре раза чаще, чем
так называемые преступники, никуда не денешься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94