Те древние духи, как и он, нечистый Ц страшные, мстительны
е и коварные, внушающие трепет и чуждые любви.
Николас, поначалу слушавший проповедника с улыбкой, теперь посерьезнел.

Ц Чудные дела, Ц сказал он. Ц Никогда не слышал о том, чтобы жители Импе
рии избрали своим богом Сатану.
Ц О нет, господин! Ц откликнулся отец Матей. Ц Я же говорю Ц крестьяне
слишком глупы. Их умишка не хватит на сознательное свершение такого стра
шного греха. Им, как и всем прочим, нужен бог. Они не готовы принять Хри… Хри
ста и все еще не могут забыть прежних идолов, даже теперь, когда им открыта
их суть. Когда им говорят, что, поклоняясь духам, они поклоняются Сатане, о
ни, конечно, верят. И продолжают поклонение Ц надо же все-таки хоть кому-т
о поклоняться! Имперские отряды, которые посылают сюда церковники, жгут
идолов, а крестьяне делают новых. У тех, что сделали последними, Ц рога, ра
здвоенные хвосты и копыта, в которых они держат вилы. Этот Черный Козел…
Ц проповедник понизил голос до хриплого шепота, Ц появился совсем нед
авно. Я даже не предствл… не представляю, как им удалось его сделать Ц в о
круге нигде нет деревьев такой величины.
Ц Сколько ты уже здесь?
Ц Отец Лансам, чтоб ему на том свете спать на подушке из ежовых игл, посла
л меня сюда четыре месяца назад. Или три месяца? Или пять… Не помню. Здешне
е вино куда как крепче того, что вдова Таннекен подавала к ужину.
Ц Ты живешь среди язычников так долго и все это время избегал смерти? Чем
же ты досадил им?
Ц Не-э… Ц рассмеялся проповедник. Ц Чем я могу им досадить? Я не враг им,
они меня уважают. Я же говорю, господин, они не злые люди, просто глупы и нев
ежественны. И шабаш случается только в тринадцатый день месяца, когда си
яет полная луна; во все же остальные дни крестьяне заняты тем, чтобы проко
рмить себя и семью. Здесь, в халийских степях, трудно выжить.
Ц Я не понимаю тебя, святой отец. Они хотели предать тебя мучительной сме
рти, а ты говоришь, что они тебя уважают?! Или я стал плохо слышать, или ты пр
осто пьян, проповедник.
Отец Матей вдруг страшно обиделся.
Ц Я пьян?! Вы, господин, не видели меня пьяным, вот что! Когда по ходатайств
у отца Лансама меня высылали из Верпена, я был пьян, да. Признаю. Я вынужден
был напиться, чтобы обрести смелость сказать Лансаму все, что о нем думаю.
Правда, потом выяснилось, что говорил я не с Лансамом, а со статуей Патрика
-великомученника, но это неважно… Я пьян? Я сейчас трезв как Пречистая Дев
а, прости господи… А вот вчера был действительно пьян, еще похуже, чем в де
нь высылки. Надо же Ц не замкнул меловой круг вокруг своей хижины! Тут-то
они меня и достали… Ну, это еще ничего… их бы святой водой отогнать, а я пер
епутал кувшины и стал поливать их яблочным самогоном…
Ц О чем ты говоришь?
Ц О крестьянах. Гагле, Лисии, Вуге, Ставе-старшем, Ставе-младшем, Муне-пуч
еглазом…
Ц Разве они демоны, чтобы бояться святой воды и не сметь пересекать мело
вого круга?
Проповедник опять икнул, проверил бурдюк, оказавшийся совершенно пусты
м, зевнул, перекрестив рот, и улегся на бок. Николас толкнул его ногой.
Ц Чего изволит господин? Ц отозвался отец Матей, не открывая глаз.
Ц Я говорил тебе о том, что лишь демоны боятся святой воды.
Ц Демоны боятся, это верно, Ц подтвердил проповедник и всхрапнул.
Николасу пришлось еще раз толкнуть его.
Ц Я стар и обессилен… Ц захныкал отец Матей, отползая подальше. Ц Оста
вьте меня в покое, господин. Утром я весь буду к вашим услугам…
Ц Если участники шабаша Ц обыкновенные тупые крестьяне, а не демоны, по
чему ты думаешь, что святая вода испугает их?
Ц Я не думаю… Ц пробормотал проповедник. Ц Я знаю… Им говорили, что те, к
то поклоняется духам, поклоняется дьяволу. Те, кто поклоняется дьяволу, с
уть слуги его. Слуги дьявола боятся святой воды… Они верят. А людская вера
творит чудеса… Что же тут непонятного, господин?
Пока Николас обдумывал услышанное, священник успел накрепко заснуть. В с
ущности, дремучим невеждам, чей разум не в силах постигнуть простых исти
н, можно вдолбить что угодно. Именно то, чего они не понимают, они легче все
го принимают на веру. В этом смысле поведение крестьян было объяснимо. В э
тих диких степях христианские заповеди о любви и всепрощении еще долго н
е приживутся. Здесь легче быть зверем, иначе тебя затопчут собственные с
оседи.
Но Черный Козел…
Он, впитавший в себя яростную силу разнузданной пляски шабаша, ожил. Чело
веку трудно было бы поверить в это, но Николас это чувствовал, и чувствова
л ясно.
Что-то происходило в Империи. Какой-то новый порядок вытеснял привычные
правила реальности, и у Николаса вдруг родилось смутное предположение, ч
то перемены каким-то образом связаны с ним самим.
Надо было подробнее расспросить проповедника! Николас снова попытался
разбудить отца Матея, но тот лишь мычал, фыркал и неразборчиво бормотал ч
то-то. Только когда Николас отстал от него, проповедник неожиданно подня
л голову и отчетливо проговорил:
Ц Я избавлю народ от дьявольского злоумышления! Я смогу! Если придется п
ить по бочке в день, я все равно смогу! Мне даже закуски никакой не надо! К че
рту закуску! О, это будет великий подвиг, господин! Меня кано… кана… канкан
… канонизируют!..
Когда священник утих, Николас подвинулся к мальчику. Топорик дышал ровно
. Укрыв его мешковиной, Николас смочил ладони ночной росой, обтер ему лицо
, присел рядом. Николас плохо помнил последние дни. Все время от того момен
та, как они покинули Верпен, и до этой ночи слились для него в единую черну
ю ленту, плотно стягивавшую мысли и чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99