Не прошло и недели, как Габриель основательно на
них подсел.
Из-за этих пилюль, а также из-за снедавшего его стресса Габриель стал выг
лядеть много старше своих лет. Кожа потеряла былую эластичность и стала
сухой и жесткой, уголки рта опустились, а глаза словно подернулись пепло
м. Черные прежде волосы поседели на висках, и хотя ему исполнилось всего д
вадцать два, ему можно было дать сорок. Когда он вернулся домой, Лия едва е
го узнала. После того, как они кончили заниматься любовью, она сказала, что
у нее было ощущение, будто она спала с другим человеком Ц не с его, Габрие
ля, постаревшей копией, но с совершенным незнакомцем.
Он плеснул себе на лицо холодной воды, тщательно вытерся бумажным полоте
нцем и еще раз взглянул на свое отражение. В его чертах отпечатались вехи
того жизненного пути, который привел его в конце концов в туалетную комн
ату следовавшего в Лондон поезда. Если бы не Гитлер и не холокост, его роди
тели вряд ли согласились бы переехать из Европы в пыльный сельскохозяйс
твенный поселок в Израильской долине. До Второй мировой войны его отец, э
ссеист и историк, жил в Мюнхене, мать же была родом из Праги, где писала кар
тины и считалась многообещающей художницей. Ни мать, ни отец так до конца
и не восприняли сионистских идей коллективизма и необходимости физиче
ского труда. К Габриелю родители относились скорее как к взрослому, неже
ли ребенку. Считалось, что и заботиться о себе, и развлекаться он должен по
возможности сам. Его первые детские воспоминания были связаны с их мале
нькой двухкомнатной квартиркой в кибуце, где отец сидел в кресле и читал,
мать стояла у мольберта с кистью, а он, Габриель, ползал между ними по полу,
возводя игрушечные строения из деревянных кубиков и блоков.
Его родители не любили иврит, поэтому, оставаясь одни, говорили на европе
йских языках: немецком, французском, чешском, русском и идише. Постепенно
Габриель все эти языки освоил. Позже он освоил иврит и арабский. От отца он
унаследовал безупречную память, а от матери Ц стоическое терпение и вн
имание к деталям. Неприятие родителями всех форм коллективизма взрасти
ли в нем высокомерие и стремление к обособленности, а их светский агност
ицизм приучил его относиться с равнодушием к таким нравственным катего
риям, как традиционная еврейская мораль и этика. Он предпочитал одинокие
прогулки футболу, а чтение Ц сельскохозяйственным работам. У него был п
очти патологический страх замарать руки. А еще у него было множество тай
н и секретов. Один из его учителей характеризовал его как «холодного бес
чувственного эгоиста с блестящими способностями». Когда Ари Шамрон, нач
инавший свою тайную войну с арабскими террористами, отправился в поездк
у по израильским городам и весям на розыски подходящих для такого дела р
екрутов, он встретил в деревенской школе в Израильской долине мальчика,
который, подобно своему небесному патрону архангелу Гавриилу, в чью чест
ь он был назван, обладал почти сверхъестественными способностями к язык
ам. Кроме того, у мальчика было терпение царя Соломона, но особенно ценной
представлялась Шамрону его эмоциональная холодность прирожденного уб
ийцы.
Габриель вышел из туалета и вернулся на свое место в купе. За окном уже вид
нелись постройки восточного Лондона Ц стоявшие рядами пакгаузы из пот
емневшего раскрошившегося кирпича, с битыми стеклами. Габриель вытянул
перед собой ноги и прикрыл глаза. Была еще одна болезнь, от которой все они
страдали во время операции по уничтожению боевиков организации «Черны
й сентябрь», Ц страх. Чем дольше они работали «в поле», тем больше станов
ился риск разоблачения. И разоблачить их могли не только европейские спе
цслужбы, но и сами террористы. И такой случай имел место, причем в самый ра
згар операции. Тогда боевики из «Черного сентября» застрелили в Мадриде
одного агента-нелегала. Когда это случилось, парни из особой группы неож
иданно осознали, что они тоже уязвимы. Габриель извлек из этой ситуации с
амый ценный за всю свою карьеру тайного агента урок: когда операции пров
одятся далеко от дома и на враждебной территории, охотник может с легкос
тью превратиться в дичь.
Поезд втянулся в ажурный тоннель вокзала Ватерлоо и остановился. Габрие
ль сошел на перрон и, раздвигая плечом толпу, двинулся к выходу. Свою машин
у он оставил в подземном гараже неподалеку. Уронив, как всегда, ключи, он п
роизвел осмотр нижней части автомобиля, после чего забрался в салон и по
ехал в Суррей.

* * *

На воротах не было ни таблички, ни вывески. Габриелю всегда хотелось найт
и абсолютно анонимное, никак не маркированное убежище. За стеной начинал
ась ухоженная лужайка, вокруг которой росли аккуратно подстриженные де
ревца. В конце подъездной дорожки стоял сложенный из красного кирпича бо
льшой викторианский дом. Опустив стекло машины, Габриель протянул руку и
нажал на кнопку интеркома. Камера слежения повернулась в его сторону и у
ставилась на него своим стеклянным глазом циклопа. Габриель инстинктив
но отвернулся от объектива и сделал вид, что роется в бардачке.
Ц Чем могу помочь? Ц послышался в интеркоме женский голос, произносивш
ий английские слова со среднеевропейским акцентом.
Ц Я приехал, чтобы повидаться с мисс Мартинсон. Доктор Эвери меня ждет.
Габриель поднял стекло, подождал, пока дистанционно управляемые ворота
отползут в сторону, после чего въехал на территорию поместья и медленно
покатил по подъездной дорожке к дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141