..
Вдруг от удара кулаком по столу подскочила посуда и в избе загремел голос Антанаса:
— Замолчи! — он задохнулся и сразу, будто застыдившись, опустил голову и, тяжело дыша, с трудом выговорил — словно тяжелые камни ворочал: — Мало того, что ума у него нет, так бог ему и души пожалел. Был бы он моим сыном, я бы его за дверь вышвырнул, как бешеного пса.
Агне тихо плакала, отвернувшись в угол. Бенюс встал и выбежал за дверь.
— Сыночек, куда ты! —заголосила мать.— Бенюкас, Антанас... Помиритесь...
— Не бойся, мама, из дому не ухожу, — сказал Бенюс матери, когда та выбежала за ним во двор. — Это не только его дом. А ты ведь не выгонишь меня, мама?
— Нет, нет, — всхлипывала Агне, прильнув к груди сына.—Только... нехорошо так, сыночек... Ты уступи, ты должен ему уступить... Помиритесь...
Бенюс вспомнил ноги Шарунаса, исхлестанные кнутом. Слезы застилали ему глаза. Плакал он не только от жалости. Ему было больно, что мать его не понимает. Но, в глубине души, он был доволен, что осмелился сказать правду и ничего страшного не случилось.
В то лето на выборах самоуправления Сикорскису удалось заполучить пост волостного старшины. Он давно втайне мечтал об этом и обещал себе, в случае удачи, обязательно купить автомобиль. Господин Сикорскис никогда не нарушал слова, сдержать которое бывало приятно или полезно, и вскоре перед его особняком остановился черный американский «форд». Грязные, оборванные батрацкие дети, выпятив вздутые от картошки животы, глазели на сверкающий на солнце автомобиль, вокруг которого высокомерно расхаживала полуголая Аделаида, которая пришла с реки в одном купальнике и в черных очках на заклеенном листиком носу. Господин Станисловас, стоя поодаль, тремя пальцами теребил бородку а-ля Сметона, и с чувством превосходства следил за женой, которая гладила теплый «фордик» так нежно, словно перед ней была лучшая в мире породистая корова. А в это время Валентинас хозяйничал в автомобиле, изображая шофера. Вдруг неожиданный гудок огласил двор. Испуганные дети с воплем шарахнулись в сторону, а госпожа Фелиция от неожиданности так метнулась от автомобиля, что ноги не выдержали семипудовой тяжести, и она свалилась на землю. Пока все пришли в себя, виновник веселого события уже улепетывал через двор.
— Свинья! Свинья! — топала ногами барышня
Аделаида. Неожиданный сигнал так напугал ее, что даже очки слетели.—Я тебе покажу, свинья!
— Ха-ха-ха! — расхохотался господин Сикорскис. — Вот что бывает, когда цивилизация врывается в захолустье и застает людей неподготовленными. Один ребенок все поместье разогнал по кустам. Что ты скажешь на это, Бенюс?
— Я не испугался, — ответил Бенюс, взволнованный тем, что господин Сикорскис поинтересовался его мнением. — А вообще, это не страх, а рефлекс.
— Да, да, — прервал Сикорскис, внимательно глядя на Бенюса, который нагнулся за очками Ады.—И я думаю, чем меньше этих проклятых рефлексов, тем лучше. Подойди сюда.
Бенюс подал Аделаиде очки и послушно приблизился к господину Станисловасу.
— Ты неглупый паренек. — На сухом лице Сикорскиса промелькнуло нечто похожее на улыбочку. Указательный и средний пальцы нырнули в кармашек жилета и пошарили там. — Я надеюсь, у тебя хватит ума не связываться с такими неудачниками, как Ронкис, и из тебя выйдет человек, приличный во всех отношениях. — Наконец пальцы нашли то, чего искали, и в них блеснула серебряная монета. — На, бери. Только смотри у меня...—холодный, высокомерный взгляд резанул Бенюса будто ржавым ножом; господин Станисловас отвернулся, словно ему неловко было смотреть на покрасневшее лицо мальчика, отразившее и благодарность, и стыд, и унижение.
— Спасибо, господин Сикорскис. Я, кажется... С Валентинасом у меня хорошо идет...—промямлил репетитор в необыкновенном смущении.
— Знаю, — крякнул Сикорскис, уходя.
Госпожа Фелиция, переваливаясь, словно утка, поспешила к свинарнику — она увидела там какой-то беспорядок. И Бенюс очутился вдвоем с Аделаидой, которая ни с того ни с сего расхохоталась. Бенюсу показалось, что она смеется над ним, и он не выдержал.
— Вы сегодня очень веселы, барышня, — отомстил он, стараясь не глядеть на ее полуголое тело.— Конечно, на машине кататься лучше, чем на лошади. Только вам придется научиться править, папа-то не станет возить к кавалерам.
Черт подери! Ну и ход! Бенюс просто удивлялся,
как он осмелился вымолвить эти слова, да этой принцессе, которая все притворялась, что не замечает его, и проходила, не глядя, словно мимо домашней скотины. Но слова были сказаны, и теперь ничего другого не оставалось, как получить заслуженное.
— Я обязательно научусь править, — вместо ожидаемой пощечины раздалось невинное, соловьиное щебетание.—А ты не побоишься ездить со мной?
Бенюс не знал, что и ответить. В глаза лезли шелковые головки подсолнуха на купальнике, широко улыбающийся рот, крупные белые зубы и голые загорелые плечи, усыпанные золотистыми точками веснушек. Бесстыдница... Только посмотри, как ногой болтает... Вперед — назад, вперед — назад, словно отбивает невидимый мяч. И все тело раскачивается в такт, головки подсолнуха мелькают, то съеживаясь, то раздуваясь, и кажется — сейчас они совсем сдвинутся в сторону и обнажат тело.
— А ты ездил на автомобиле?
Снова издевательство? Но нет: Ада сняла очки, и Бенюс увидел в ее глазах подбадривающую улыбку.
— Ты не знаешь, как хорошо сидеть в машине.— Она открыла дверцу и махнула рукой. — Хочешь покататься? Я попрошу папу. Он возьмет тебя, Иди сюда. Я уверена, на таком мягком ты еще не сидел. — С этими словами она нырнула в машину и принялась качаться на заднем сиденье, смеясь от восхищения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119