Выходит, что все атеисты, евреи, магометане и другие люди нехристианских религий уже не наши ближние. Вместо любви к ближнему тебя будут учить ненависти, А родина? Что наша родина? Разве для нее все дети равны? У Сикорскисов — поместье, у Лючвартисов — большое хозяйство, у Стимбурисов — половина домов местечка. Им есть за что любить родину. А тебе?
— Все это я от отчима слышал, — презрительно отмахнулся Бенюс. — Равенства не было и не будет. Никто не виноват, что мы родились нищими. Со временем можем стать богатыми, а твои Сикорскисы со Стим-бурисами могут совсем обнищать.
— Это лотерея, — сухо заметил Аницетас. — Я не верю в случайное счастье, хотя священники и ищут дураков, уверяют, что после смерти те, кто больше всего намучился, пойдут на небо.
— Не похвалил бы тебя директор за такие мысли. Нет, ты меня не убедил ни на столечко. Я не вижу ничего плохого в том, что скауты учат любить свою нацию, осуждают безбожников. Это красиво и честно. Какая может быть жизнь без веры и любви к родине? Прощай!
— Бенюс! —Аницетас схватил его за плечо.—Ты, конечно, никому не будешь болтать про наш разговор? Если бы ты захотел, мы бы могли интересно провести вечер. Я тебя поведу в одно место. Согласен?
— А что там будет?
— Увидишь.—Аницетас многозначительно подмигнул. — Пока. Я как-нибудь к тебе зайду.
Бенюс гадал, куда это Аницетас поведет его. Что значат загадочные слова «интересно провести вечер»? Ведь вечер каждый проводит по-своему: Бенюс, например, приготовив уроки, идет в гимнастический зал или в клуб, а в постели еще читает исторические романы. Людас Гряужинис тайком от родителей дуется на деньги в «очко», ученики старших классов устраивают вечеринки. Все это, без сомнения, интересно, но Аницетас ведь не поведет его играть в карты или на тайную вечеринку?
И все-таки, влекомый любопытством, он отправился в воскресенье с Аницетасом. Он ожидал чего-то в этом духе, но не предвидел, что будет такая скучища. Большая мрачная комната была наполнена людьми, которые собрались здесь как будто бы для того, чтобы продемонстрировать свои убогие одежды. Бенюс видел на улице и эту пожилую женщину в смешном старомодном салопе, и ту бледную девушку в куцем пальтишке с вытертым воротником, и своего знакомого сапожника Фелюса, и рабочего с лесопилки Стимбуриса, отца шестерых детей. Мимо него каждый день проходили подвязанные веревочкой галоши, потертые шапки, дырявые — словно простреленные — ватники, но никогда он не видел их сразу всех вместе. Тут стоял тот особый запах, которым пахнет человек, если ты знаешь его профессию: рабочий с бойни вонял солью и жиром, сапожник — лаком, столяр — политурой, трубочист — сажей, скорняк — квасцами, ассенизатор... Все эти запахи смешивались в табачном дыму, наполняя комнату удушливым чадом, от которого становилось дурно. Напротив сидела красивая девушка со светлыми кудряшками; у окна, рядом со скорняком, попыхивал сигаретой прилично одетый человек, по-видимому — интеллигент. Кудряшки расточали нежный запах цветочной воды, который мешал Бенюсу собраться с мыслями, и он тщетно пытался что-то вспомнить. Ему казалось, что все, собравшиеся здесь — это один многоголовый, злобно рычащий человек, пришел он сюда пожаловаться на тяжкую жизнь и сжимает кулаки, кричит, поносит богатых, требует снизить цены на платье, обувь, еду, увеличить заработную плату, судит за глаза врачей, которые сгоняют его в могилу, священника, который сдирает последний лит за освящение этой могилы, бога, которого люди выдумали по своей глупости. С его точки зрения все кругом виноваты, только он один прав и обижен. В речах этого многоликого человека Бенюс слышал мстительную зависть и возмущение, и вдруг вспомнил те вечера, когда к отчиму сходились соседи. В их речах не было такой последовательности, как здесь, но тех связывала с этими какая-то невидимая нить, которую Бенюс никак не мог нащупать. Вздор, пустой ненужный вздор. Крестьяне кричат, чтобы им дороже платили за пшеницу, бекон, молоко, а рабочие хотят покупать те же продукты подешевле. Какая чепуха... Бенюс сердился на Аницетаса за испорченный вечер. Лучше бы уж пошел поиграть в баскетбол или посмотреть новый фильм, чем коптиться тут в табачном дыму. Девушка напротив чем-то напомнила ему одну девочку из четвертого «а», и он с удовольствием стал думать про нее. Вот он идет рядом с ней. В новых ботинках, в свежеотутюженной, с иголочки, форме. Ему особенно остро захотелось стать самостоятельным. Почему бы ему не подрабатывать? Чем Аницетас лучше его, а зарабатывает репетитором по десяти литов в месяц. Он мог бы получше одеться, пригласить Виле в кино, угостить ее конфетами... Он
так задумался, что и не заметил, как собрание окончилось.
— Знаешь что, Аницетас? — сказал он восхищенно, когда они вышли во двор. — Я думаю давать уроки.
— Я рад, Бенюс! — Аницетас взволнованно пожал руку друга. — Твоим родителям станет легче. Ты увидел, как трудно живется рабочему человеку. Тебя взволновали их речи. Правда? Так я и знал.
— Какие там речи! — с досадой отмахнулся Бенюс. — Если хочешь знать, я на тебя зол. Прямо свинство! «Будет интересно, будет интересно». Что — интересно? Задыхаться три часа в прокисшей комнате да слушать дурацкую болтовню? Да, сунул ты меня в мешок, братец. Ну, другой раз не загонишь.
— В мешок! — воскликнул Аницетас. — В этом мешке ты увидел своих людей. Просто диву даюсь, как ты мог их не понять, когда ты сам из бедняков!
— А чем я могу им помочь?
— Вечно так не будет, — туманно ответил Аницетас.
— Ни я им, ни они мне, — продолжал Бенюс — Каждый заботится только о себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119