сыр, окорок, колбасу, холодец, а на одном из углов примостила кувшинчик с веточками можжевельника и пушистой вербой. Отчим сел в конце стола, рядом с ним устроился Шарунас, дальше Бенюс, а рядом с Бенюсом — мать. Агне была в белой блузке со сборчатыми рукавами и черной суконной юбке, которую когда-то к свадьбе подарил ей Ронкис. Обычно она не носила кольцо, боялась потерять, но теперь на ее пальце сверкало начищенное суконкой до блеска обручальное кольцо, а в уложенных на затылке косах голубели новые ленточки. Глаза у матери радостно сияли. Она как-то помолодела, стала бойчее, красивее, все время добродушно улыбалась, потчевала всех, и голос у нее звучал нежно, мелодично. Бенюсу вдруг показалось, что мать сейчас прищурится, запрокинет голову и запоет звонким грудным голосом, как десять с лишним лет назад, когда он был еще совсем маленьким.
— Бенюкас, бери колбасы. Ведь любишь. А может, хочешь окорока с хреном? Давай сюда миску, подложу холодца. Шарунас, подай-ка уксусу,— суетилась Агне вокруг своего старшего, любимого сына.
— Спасибо, мама. Мяса я уже наелся до отвала. Лучше возьму яйцо.
— Давайте все возьмем, — предложил Шарунас. — Выберем покрепче и будем биться.
Мать с отчимом взяли себе сверху, не выбирая, а Бенюсу показалось, что самое крепкое яйцо то, на котором он нарисовал двух рыцарей, дерущихся на мечах. Он обхватил рукой писанку, оставив открытым только острие, и протянул матери. Агне стукнула, и ее яйцо раскололось. Шарунас, приглядевшись к Бенюсу, таким же манером обхватил свое и протянул самый кончик отцу. О, сколько было смеху, когда он выиграл !
— Папа, посмотри! — хохотал мальчик, стуча об стол деревянной писанкой, которую принес ему в подарок Бенюс. — Тут ненастоящее!
— Ах ты, мошенник! — Ронкис шутя схватил Шару наса за ухо и небольно покрутил.— Кто тебя научил людей обманывать?
— Я не хотел обмануть,—оправдывался ребенок,—Я ведь показал, что мое яйцо деревянное... Я больше никого не буду обманывать. Не сердись, папа. Хорошо?
— Хорошо уж, хорошо.—Ронкис обнял Шарунаса и поцеловал в макушку. — Я знаю, из тебя вырастет справедливый человек. Ты никого не будешь обижать и других не дашь в обиду.
— Теперь вы бейте, — обратился Бенюс к отчиму. Его раздражало, что отчим так ласков с Шарунасом.
— А может, и у тебя деревянное? — пошутил Анта-нас.
Бенюс обиделся.
— Прошу посмотреть.—Он встал и через стол протянул писанку. — Бери, попробуй.
— Не надо. Издали видно, что настоящее.
— Все равно, возьми и пощупай, — упирался Бенюс. — Еще скажешь, деревянным бил.
— Ладно уж, пощупаю.—Ронкис взял писанку и стал ее рассматривать. — Только сперва скажи мне, разве всех в гимназии учат так грубо разговаривать со старшими? — Бенюс ничего не ответил. Антанас молча вертел в руке яйцо. Было видно, что рисунок его заинтересовал. — Твоя работа?
— Что? — Бенюс поднял глаза и снова отвернулся, встретив холодный взгляд отчима.
— Да вот эти два головореза с ножами?
— Покажи, папа! — Шарунас вырвал из рук отца писанку.— Ой-ой! Да ведь это ты нарисовал, Бенюкас! Как красиво, ой до чего красиво! И я хотел вот сам нарисовать, только не вышло.— Мальчик нашел в миске яйцо и подал отцу. — Погляди, вот овцы, а тут пастух. У ног собака лежит. Видишь?
— Ты очень красиво нарисовал,—похвалил отец, оттолкнув локтем писанку Бенюса.
— Я видел, — вмешался Бенюс. Его писанка действительно была красивее Шарунасовой, и несправедливость отчима очень обидела мальчика. — Там нарисованы не овцы, а куча камней. А вместо собаки намалеван пень. Пастух лопнул надвое и в руках у него не кнут, а колодезный журавль. Если бы Шарунас не сказал, что эта мазня значит, я бы и не понял.
— Я забыл пастуху шею пририсовать, — жалобно вздохнул Шарунас.
— Не унывай. — Антанас потрепал сына по шеке. — На будущую пасху лучше получится.
— Ой! —Шарунас приплюснул нос к окну.— Пя-трукас с Мортяле идут! Мама, где мой мешочек? — не дожидаясь ответа, прошмыгнул под столом и сломя голову кинулся в сени. Вскоре он вернулся с гостями. На груди у них висели полотняные мешочки, а в руках дети держали палки, чтобы отбиваться от собак.
Все поздравили друг друга со светлой пасхой, и дети затянули свою песенку:
Я маленький, просто С горошину ростом. Малы мои ножки — Как хлебушка крошки. — У двери стою я. Яичка хочу я,—
присоединился Шарунас. Агне дала детям по писанке. Шарунас положил свою в мешочек, который мать повесила ему на шею, пока они пели, и вышел вместе с детьми кузнеца Гаудилы.
Деревня праздновала. В усадьбах скрипели качели, гомонили дети, мелькали яркие платья девушек. То тут, то там галдели развеселившиеся мужики, а кое-где уже и петь начали. Пока взрослые шумели в избах, дети катали яйца на солнышке; проигравшиеся с ревом бежали домой жаловаться, просили еще яиц, другие же карабкались на качели и, уцепившись за веревки, так сильно раскачивались, что от ветра начинали слезиться глаза.
Больше всего народу собралось во дворе Симути-са. Девушки, усевшись возле колодца, пели про парней, а те, собравшись на крыльце клети, отшучивались. Из избы доносились крики подвыпивших гостей, которые перекрывал глуховатый голос Жасинаса: «Земля есть земля, землей останется». А за сеновалом пареньки гоняли дубинками «рипку»1. Трудились в одних рубашках, закатав рукава, и до того размахались, что издали подойти страшно. У хлева была ровная, утоптанная горка. Тут сын Симутиса Витас соорудил несколько желобков, и теперь дети катали яйца, разделившись на две партии.
1 Народная игра типа лапты.
Бенюс поздравил всех с пасхой, а Витасу подал руку. Все с любопытством уставились на гимназиста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119