..» Он поднялся и, шатаясь, вышел во двор. Ночь была тихая, холодная, в просветах облаков мерцали звезды. У обрызганной лошадьми коновязи стояла запряженная в сани лошадь и жевала сено. Бенюс облокотился о коновязь и стал расстегивать ширинку. В его воображении возникли копны сена, мокрое от слез лицо Ады в блеске молний. Ее влажные губы, искривленные странной улыбкой. Почему она плакала? У Бенюса перехватило дыхание. Он почувствовал, как вокруг шеи обвились мягкие теплые руки, и от наплыва чувств у него пересохло во рту. Идеальная любовь, ангелочек бескрылый... Не ест, не пьет, не... Ну и паскуда этот Фелюс!.. Только Ада — не для Фелюса. Другое дело — он, Бенюс. Ада его приглашала, и он пойдет. Непременно. А Виле... Ангелочек бескрылый, не ест, не пьет... Ха-ха-ха! Пускай летают с Аницетасом...
Бенюса разбудил страшный сон. Проснувшись, он не мог вспомнить, что ему приснилось, но нервы все еще дрожали от напряжения. За стеной закуковала кукушка, и Бенюс вспомнил, где он. В его сознании, словно сквозь туман, всплыла большая комната, пальма в кадке, грузный сервант, пианино... Нет, пианино было в другой комнате. На серванте (а может, на пианино или просто на полу?) стояли большие четырехугольные часы, похожие на клетку. Когда часы били, из клетки выскакивала кукушка и куковала, сколько положено. Каждый раз, когда кукушка выскакивала, Бенюс метил крошкой в раскрывающийся клюв и все промахивался. Ада смеялась, довольная выдумкой. Бенюсу было чертовски приятно, что Аде весело, и он делал все, что только взбредет в голову: подражал пению кукушки, ходил на руках, кувыркался и, наконец, заревел быком. Без сомнения, они о чем-то разговаривали, но Бенюс ничего не мог вспомнить. А если и вспоминал, то словно сквозь туман, да и то без особой уверенности, было это или только приснилось. Какое-то время он лежал, сонно уставившись во тьму. Рядышком спокойно и ровно дышала Ада. Она лежа-
ла на боку, уткнувшись головой ему под мышку. Правая рука у него отекла, но он боялся пошевелиться, чтобы Ада не проснулась. Он был совершенно голый и стеснялся Ады, но не мог вспомнить, куда положил одежду. А может, он не сам разделся? К черту, знать бы хоть, как они очутились в кровати...
Бенюс осторожно потянул отекшую руку, к которой прижалась обнаженная грудь. Ада вздрогнула, перевернулась навзничь и зевнула.
— Бенюс...— Он притворился спящим. Ада схватила его за волосы и встряхнула. — Бенюс, ты спишь?
— Ага...
— Как ты себя чувствуешь? — Она тихо рассмеялась.—Хорош был вчера.
— Я был пьян...
— Помнишь, как я тебе по уху заехала?
— Мне?
— Мы танцевали цвинг...
— Я же не умею.
— Вообще ты не танцуешь ни одного пристойного танца. Ну, неважно. Мы танцевали цвинг, а ты дал волю рукам и отхватил по физиономии.
— Не может быть...
— Потом ты рассказал мерзкий анекдот, и я заехала еще раз.—Ада рассмеялась.
— И я не обиделся?..
— Мы выпили полбутылки «Мартеля» и помирились.
— Вот почему я не могу вспомнить, как лег...— буркнул Бенюс.
— Вчера ты показал всю свою глупость. Ты хамоват, Бенюс, но мне нравишься. Пришел бы ты не такой пьяный, все было бы в порядке.
— Может, есть поблизости вода? Страшно пить хочется, — попросил Бенюс, осмелев от искренности Ады.
— Вода в таких случаях не рекомендуется. Давай допьем вчерашний «Мартель». — Ада встала, не зажигая света, принесла бутылку и присела на кровать.— Потяни глотка два, сразу настроение поправится.
— Спасибо.— Бенюс сел и запрокинул бутылку. Первый глоток прошел гладко, вторым он поперхнулся и долго кашлял.—Черт... Заткнуло глотку, как пробкой. На, хлебни ты...
Ада отпила самую малость, поставила бутылку на
пол и юркнула под одеяло. Бенюс сидел на кровати, утирая слезы. Ада повернулась на бок и обняла его за талию. Ее мягкие волосы, пахнущие травой, раздражающе щекотали спину.
— Ты мне нравишься, Бенюс...
— И ты мне, Ада...
— Поцелуй меня... ляг...
Бенюс лег и обнял Аду. Она крепко прижалась к его груди. Кукушка прокуковала четыре раза, но они не услышали...
— Боюсь, как бы в тебя не влюбиться, — прошептала Ада, когда они, утомившись, вытянулись на кровати.
— А я бы хотел, чтобы так случилось,—пошутил Бенюс. — Мы бы убежали на необитаемый остров и жили, как Робинзон с Пятницей. Интересно, что бы сделал твой муж?
— Он бы выследил нас и убил.
— Романтично.
— Очень.—Ада прыснула. — Чего ты смеешься?
— Господин Катенас лежит теперь с чемоданом на полке и мучается. Он не доверяет поездам. Ему кажется, что поезд может сойти с рельс или столкнуться с другим. Разве не смешно?
— Конечно, смешно.—Бенюс помолчал.—Он давно в Шяуляе и, может, лежит вдвоем с кем-нибудь, как ты...
— Кто тебе сказал, что он сошел в Шяуляе? Ему надо в Каунас: министр внутренних дел вызвал. Он вернется только в сочельник. Как видишь, у нас с тобой четыре свободные ночи.— Ада подложила ладони под голову.—Я тебе хоть чуточку нравлюсь?
— Ты хорошая, Ада.
— Как это хорошая? Крестьяне так говорят про молочную корову.
— Я не в этом смысле, — смутился Бенюс, поняв ее намек.—С тобой мне легко, хорошо... Ты не жеманишься, как другие девушки, не хитришь. Нет, немного хитришь, но как-то привлекательно, понятно... Ты какая-то обыкновенная и необыкновенная. Одним словом, интересная...
— Благодарю за характеристику. — Ада перевернулась на бок и чмокнула Бенюса в плечо.
— Несколько лет назад...— Бенюс минуту колебался. — Разумеется, тогда я еще был мальчишкой... Хм...
— Ну, говори, говори...
— Мне кажется, что ты мне нравишься с малых лет. Я помню один вечер в молочном кафе. Вы с Пя-трасом ели апельсины и пили молочное шампанское.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119