После мессы ученики тем же торжественным порядком направились обратно к гимназии, которая находилась за мостом, на окраине местечка. Двухэтажное кирпичное здание под красной черепичной крышей было закончено строительством в позапрошлом году, и этой весной в гимназии был второй выпуск. На фасаде сверкали выпуклые бронзовые буквы: 1930 — год Витовта Великого. Это было самое большое, самое современное и красивое здание во всем местечке Скуоджяй, где большинство семей жило в ветхих деревянных коробках с крышами из латаной дранки. Правда, после 16 февраля1 вокруг рыночной площади выстроились каменные двухэтажные дома: аптека, мануфактурная и ювелирная лавки. А в центре можно было увидеть и несколько трехэтажных зданий, построенных еще до войны. Но ни один из этих домов не мог равняться с гимназией.
Гимназия располагалась на большом продолговатом участке, огороженном высоким дощатым забором. Само здание делило участок на две неравные части. Меньшую часть занимал цветник, опоясанный молодой, свежепостриженной живой изгородью, а на большей торчали баскетбольные щиты, турники, лестницы с кольцами и другие неизвестные Бенюсу спортивные снаряды.
Директор Ольвидас остановил колонну перед гимназией, коротко пожелал счастливого учебного года и объявил 15-минутный перерыв. После этого все должны были собраться в классах, где будут рассаживать по местам. Бенюс накануне успел познакомиться с Ромасом Лючвартисом и хотел сидеть с ним на одной парте. Интересно, как отнесется к этому сам Ромас. Надо будет с ним поговорить. Но Лючвар-тиса нигде не было видно. Бенюс сел на скамью возле беговой дорожки и принялся смотреть на площадку.
Здесь было полно гимназистов. Звенел смех, раздавались оклики, мелькали фуражки. Кто взбирался на лестницу, кто бежал наперегонки, кто играл в мяч, кто жевал бутерброды, кто просто гулял и беседовал. Девочки собрались на волейбольной площадке и запели. Им ответила губная гармошка. В другом конце несколько учеников младших классов фехтовали на палках. Брошенная кем-то палка зацепила одного из дуэлянтов, и теперь оттуда доносился плач пострадавшего.
1 16 февраля 1918 г., после подавления революции, Литва была объявлена «независимой» буржуазной республикой.
Добрая половина учеников съехалась из соседних волостей, где гимназии не было. Местечковые косились на приезжих, держались высокомерно, а некоторые откровенно насмехались, подражая деревенскому говору. Приезжие из старших классов, бойкотируя важничающих хозяев, собрались отдельно и завели хоровод. Пели они нарочно на диалекте, стараясь показать, что на мнение местных им наплевать.
Бенюсу стало скучно, тоскливо, ему казалось, что все тут давно знакомы, подружились, он один чужой, одинокий, никому не нужный. Горячий комок подступил к горлу, он боялся заплакать. Уйти бы отсюда, забиться куда-нибудь в угол и помечтать о доме, который теперь казался таким уютным и желанным... Но на другом конце скамьи он увидел мальчика. Тот с любопытством глядел на него — верно, хотел познакомиться, да не решался. Потертая фуражка и такая же форма показывали, что это не новичок.
Встретив взгляд Бенюса, мальчик кивнул и дружески улыбнулся. Бенюс ответил тем же. Тогда мальчик встал и, не спеша, приблизился. Был он очень бледный, скуластый. Из-под высокого лба спокойно, с любопытством глядели глубокие, не по-детски серьезные глаза. Одежда его вся пропахла домашним мылом.
— Сегодня мы шли в одном ряду. — Он протянул руку степенно, как взрослый. — Мама и друзья называют меня Ансисом. А вообще я Аницетас.
— Здравствуй...— Бенюс смущенно пожал руку нового знакомого. Пальцы у того были крепкие и шершавые.
— Моя фамилия Стяпулис. А как тебя звать?
— Бенюс... Жутаутас. Из Рикантай.
— А я местный. Знаешь улицу Паупё? Наш домик у самой речки. А где ты прошлый год учился? Я тебя у нас не видел.
— Я... Меня в прошлом году отчим не пускал. Я стадо пас...
— А большое у вас стадо? — в глазах Аницетаса блеснули и снова погасли хитрые огоньки.
— Не-ет,—Бенюс покраснел.— У нас нет земли...
— Вот и хорошо! — обрадовался Аницетас. Он положил руку Бенюсу на плечо, как иногда в шутку делают взрослые. — Хозяйские дети никуда не годятся. С ними я бы никогда не дружил, а мы будем друзьями. Ладно?
Бенюс машинально кивнул. Аницетас ему и нравился и не нравился. Он был одних лет, одного роста с Бенюсом, но крупнее в кости и потому казался сильнее. Вообще он больше смахивал на зрелого подростка, чем на ребенка. На его форме, перекроенной ловким портным из старого отцовского костюма, видны были следы штопки. Ботинки — почти новые, но слишком большие, со смешными, загибающимися носами. Все это не нравилось Бенюсу, но ему было приятно, что Аницетас тоже бедный, что форма и ботинки у него хуже, чем у Бенюса. Даже неуклюжее, крепко сколоченное тело Стяпулиса нравилось Бенюсу, хоть и раздражало чем-то.
— Мама хотела меня в прошлом году отдать в гимназию, — сказал Бенюс. — А отчим не позволил.
— Почему?
— Он хотел, чтобы я подготовился и поступал прямо в третий класс. Говорит, так дешевле.
— Если за учебу платить, конечно, дешевле. Эх, когда не хватает денег, — как ни кинь, все дорого! Другое дело, у кого кошелек набит. Вот, сынок Гряужиниса. — Аницетас махнул рукой на середину площадки.—Вон тот, в расстегнутой куртке, веревкой подпоясан, видишь? Идет с целой свитой, прямо куриный генерал. В первом классе два года просидел и во втором опять остался. Не учится, только хулиганит. А не был бы сынком директора банка, а так, вроде нас, — не ходил бы, распустив хвост. Сразу бы управу нашли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119