На стене перед ним висела лампочка. Фелюс держал, крепко зажав между колен, ботинок, натянутый на колодку. Молоток так и летал в его руке. — Хотите, парни? Расскажу вам про палку Иосифа. Как эта палка зазеленела, пустила побеги, расцвела, как такое чудо полюбилось Марии и как потом от всего этого родился Иисус Христос.
Мальчики одобрительно загудели. Сегодня у Фелюса сидело больше слушателей, чем обычно. в гости к жильцам Букнене пришли Аницетас и несколько гимназистов, живших поблизости.
Бенюс нерешительно встал. Недавно он был у исповеди. В ушах все еще звучали слова капеллана Ла-пинскаса: «Кто слушает крамольные речи, тот грешит вместе с богохульником».
— Куда ты, Бенюкас? — позвал сапожник. Бенюс смущенно остановился у двери.—Хочешь на двор? Иди, иди. Мы без тебя не начнем. Это новейшая история. Через несколько сот лет она войдет в новое издание Евангелия. А пока суд да дело, надо ее всем знать уже теперь. Иди, Бенюкас, иди, только долго не задерживайся.
— Можете начинать. Я не вернусь.
— Почему? — Фелюс искренне удивился.
— Просто так. Я не хочу слушать такие...
— Мама запретила? Паинька, сынок. Надо слушать маму. Сотвори молитву и иди баиньки.
— Никто не запретил. Я сам не хочу.—Бенюс вспылил.—Не хочу я дружить с людьми, которые смеются над верой.
— Спокойной ночи, спокойной ночи, божья скотинка.—Фелюс помахал молотком.—Спокойных сновидений, агнец божий. Искупай, искупай грехи мира!
Бенюс ушел. Через минуту вернулся Лючвартис. Глаза у Ромаса лихорадочно блестели. Его воображение сильно распалил рассказ Фелюса.
— Где остальные? — спросил Бенюс.— Еще Фелю-сом не объелись?
— Нет еще.
— А ты чего приперся?
— Вспомнил, что географию не приготовил. А ты почему ушел?
— Я больше не буду ходить к Фелюсу.
— У него интересно. Весело.
— Нет. Он богохульничает, смеется над тем, что мы ходим в костел. Католику не к лицу слушать безбожные речи. — Бенюс все больше свирепел.
— Это правда. Фелюс иногда такое ляпнет...— Ро-мас рассмеялся. — Жаль, что ты ушел. Вот бы нахохотался!
Бенюс презрительно махнул рукой.
— Тебя не поймешь. Прислуживаешь в костеле, записался в религиозный кружок, каждый месяц ходишь к причастию, а греха не боишься.
— Боюсь. Только я слабый, безвольный, и грех меня побеждает. Зато я часто хожу к исповеди, молю бога, чтобы он меня простил, и бог меня прощает. Бог хороший. Он слабым людям прощает.
— Так каждый оправдается.
— Нет. — Лючвартис виновато улыбнулся. — Я, правда, слабый. Я не хочу ходить к Фелюсу, но не могу совладать с собой, потому что мне нравятся его рассказы.
— И поэтому ты каждое утро заходишь в костел?
— Нет, я просто боюсь капеллана. Он приказал всем членам кружка вставать раньше, чтобы успеть к заутрене.
— А почему ты вообще в этот кружок записался?
— Я не записывался. Капеллан записал.
— И в служки капеллан взял?
— Нет, мать хотела. Я еще с начальной школы служка.
— Тебе нравится в кружке?
— Нет, из всех кружков мне больше всего нравятся скауты.
— И мне нравятся. Они как солдаты. У них форма красивая, звания всякие... Альбертас Сикорскис уже записался.
— Моей маме не нравятся скауты. А отцу не нравится, что я в религиозном кружке. Когда отец возьмет верх, я тоже вступлю в скауты.
— Ты красиво рисуешь. — Бенюсу захотелось чем-то отблагодарить товарища за откровенность.
— Мне совсем не нравится рисовать. Я бы хотел писать стихи. А отец говорит: все чепуха, и рисунки, и стихи. Он хочет, чтобы я стал агрономом.—Л юч-вартис потянул к себе черновик, лежавший на столе, взял карандаш. На полях тетради один за другим вы-стоились скауты в форме с финками у пояса, ксендзы, служки, а с другой стороны листа на это пестрое шествие глядело суровое женское лицо и усатый дядя с подозрительно прищуренными глазами. Мысли Ро-маса были далеко-далеко.
Финка! Это не просто нож с изогнутым лезвием и сверкающей рукояткой, который носят на ремне для красоты. Это удивительный инструмент, отточенный, как бритва, и узкий, как кинжал. Одним взмахом такого ножа можно насмерть перепугать врага и приобрести друга, двумя-тремя ударами можно перерубить толстенную палку или, нажав посильнее, разрезать целую буханку зачерствевшего хлеба. А как этот нож летит в мишень! Если ты набил руку, как Людас Гряу-жинис — с десяти шагов попадешь в листок тетради, пришпиленный к стене. А Бенюс набьет руку. Не с десяти, но с пятнадцати-двадцати шагов он будет метать свою финку и попадет не в листок тетради, а в игральную карту. Вот как он научится владеть волшебным ножом. А тогда... Эх, тогда! Никто не будет дивиться штукам Гряужиниса. Все только он — Жутаутас, Бенюс! Соберутся на перемене вокруг Бенюса, а финка, сверкая серебром, мелькнет в воздухе и з-з-вик! В середину карты. Да, только — где финка? В лавочке Зельке таких финок сколько хочешь. Бенюс уже одну заприметил. Рукоятка голубая, прозрачная, со сверкающими серебряными звездочками, лезвие длиной
в пядь. Конечно, с Людасовой финкой не сравнишь — эта попроще, но в гимназии есть финки и еще хуже. Бенюс каждый день забегает к Зельке поглядеть, лежит ли его избранница. Кто ее возьмет! Все-таки семь литов. Бенюс шепнул хозяину, что достанет эти семь литов. Зельке одобрительно улыбнулся в седую бороду и ждет. «Ну?» — нетерпеливо спрашивают каждый раз его хитрые глазки. Бенюс краснеет и с отчаянием трясет головой. Семь литов... У него уже накоплено почти два лита, но откуда взять остальные пять? Тогда он похвастался перед Аницетасом, что мать даст деньги на финку, а потом сам усомнился. Мать по любой погоде и бездорожью приходила в местечко каждое воскресенье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119