— Учитель все громче стучал тростью.—Я изничтожен, облит грязью, моим принципам нанесен болезненный удар. И, по правде говоря, коллеги, давайте серьезно подумаем, можно ли работать в гимназии, где происходят такие позорные события?
— Ну! —предостерегающе зарычал инспектор.
— Ближе к делу,—уточнил Ольвидас.
— Мы не уверены, что в одну прекрасную ночь нас не постигнет судьба господина Габренаса,—добавил хромой, застучав еще громче.
— Само собой разумеется. — Вмешалась Думбенайте, сидевшая между Маргисом и капелланом Лапин-скасом. — И за это мы должны быть благодарны тем безответственным педагогам, которые стараются отвлечь молодежь от церкви. Я более чем уверена, что с Бенюсом Жутаутасом этого бы не случилось, если бы он посещал занятия религиозного кружка.
Капеллан одобрительно закивал.
— В этом кружке учеников воспитывают в католическом духе,—сказал он, молитвенно сложив руки.— Церковь учит смирению, велит любить и уважать старших. Религия не скажет: «Возьми камень и швырни в своего ближнего». Религия учит кротости, воспитывает благородство духа, потому что в писании сказано: «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обра-1и к нему и другую...»
— По-вашему, святой отец, выходит, что, получив кирпичом по лбу, я для следующего удара должен подставить макушку, — откликнулся Габренас.
Все рассмеялись и почувствовали себя свободней
— Вы еще можете шутить, господин Габренас! — Думбенайте притворно удивилась. — В таких обстоятельствах! Откуда у вас столько неиссякаемого оптимизма?
— Господин Габренас не шутит, — язвительно заметил капеллан, — а пользуется своим правом больного и позволяет себе острить.
— Давайте будем джентльменами, коллеги, — застучала трость Маргиса. — Не будем залезать в чужую совесть и не будем презирать чуждые нам убеждения.
— Господин Маргис, — на этот раз инспектор не обошелся своим универсальным «ну».—Ваш либерализм неуместен. Вы призываете на помощь какие-то демократические принципы и даете понять, что в выходке Жутаутаса повинны определенные высшие инстанции.—Горилла повысил голос, пронзив Маргиса взглядом инквизитора. — Да, высшие инстанции, а может быть, и политика нашего правительства... К черту, перестаньте стучать палкой! А почему вам не призадуматься над тем, не содействовали ли и вы снижению дисциплины в гимназии, сея гибельные настроения либерализма?
— Без демагогии, господин инспектор...
— Выбросьте, черт побери, наконец, эту вашу палку ! Я говорю не только для вас. Всем надо знать, что и сам господин Габренас не ангел. Религию презирает, в костел не ходит, над национальными организациями насмехается. Разве его настроения — тайна для учеников? Нет, уважаемые члены педагогического совета! До нас доходили и доходят сведения о том, что к господину Габренасу заходят ученики, которых он учит вольнодумству. Разве это содействует воспитанию юношества в национальном духе? Нет, уважаемые члены педагогического совета. Это только разобщает наше юношество, снижает авторитет педагога и, наконец, доводит до того, что произошло. Вы сами, господин Габренас, подготовили почву для преступления и теперь испытали его на собственной шкуре.
— Если вы так хорошо информированы, господин Сенкус, то могли бы знать и то, что Бенюс Жутаутас ко мне никогда не ходил, — ответил Габренас, побледнев от возмущения.
— Вы получили другим концом дубинки, — отрезал Мингайла, повеселев. Он не надеялся, что инспектор так умело подготовит позиции для защиты Бенюса.
— Вы не можете сказать, господин Мингайла, кто держал эту дубинку? — вдруг спросила Даумантайте, до сих пор спокойно наблюдавшая за спором.
Мингайла с нескрываемой ненавистью взглянул на учительницу литовского языка.
— Господин инспектор правильно назвал тех, кто деморализует учеников в гимназии, — отрезал он, ядовито улыбаясь.— Но он случайно пропустил вашу фамилию. Вас удовлетворяет такой ответ?
— Господа! — директор предостерегающе постучал костяшками пальцев по столу. — Давайте не забывать, что в этой комнате находится ученик. Мы собрались сюда не для выяснения политических взглядов, а для обсуждения нарушителя гимназической дисциплины. Прошу не уходить от основного вопроса повестки дня, господа.
— Мне кажется, господин директор, что все, о чем тут говорили, тесно связано с преступлением ученика Жутаутаса. — Даумантайте встала. — Нельзя дать правильную оценку поведению Жутаутаса в отрыве от последних событий в гимназии. Смехотворно звучит упрек господина инспектора учителю Габренасу. Настолько смехотворно, что об этом и говорить не стоит. Господин Сенкус почему-то забыл, что у Жутаутаса недавно нашли подпольно издающуюся газету, которую он распространял...
— Ну...
— Это не доказано,—прервал инспектора Мингайла.
— Ученик, что вы можете сказать про газету? — обратился к Бенюсу директор.
— Я ничего не знаю...—Бенюс неуклюже встал. — Я слышал про такую газету и читал иногда, но не распространял. Я ее нашел...
— Нашли... Да...—Даумантайте горько улыбнулась.—Ваш ответ, Жутаутас, меня еще раз убеждает в том, что вы ничему не научились и не сделали никаких выводов из своих неудач. Вы были способным учеником, хоть и не всегда примерно вели себя. Остается только сожалеть, что вы попали в дурное общество, запустили занятия, потеряли привилегии, которые предоставляет гимназия лучшим ученикам, и оказались замешаны в некрасивой истории с отчимом.
— Прошу опираться не на гипотезы, а на доказанные факты, — зло оборвал ее Мингайла.
— Разве это не факты, господин Мингайла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119