я получила двойку», «Когда я возвращалась из гимназии, мальчики толкнули меня в лужу. За что? Ведь я не сделала им ничего плохого! Я чувствую себя очень и очень несчастной...», «На уроке учительница выбранила меня за то, что я разговариваю. А я хотела только повторить вопрос учительницы моей подруге, потому что она не услышала. Мне обидно. Погода
хорошая, солнце, а у меня на душе — слякоть...», «Этим утром по дороге в гимназию я встретила нище-» го и отдала ему последние двадцать центов. Ты бы видел, Дневник, как просияли его глаза! А как он благодарил! Ты не можешь себе представить, как приятно сделать доброе дело! Сегодня в большую перемену я не ела булочки с молоком и завтра тоже останусь без завтрака. Зато бедный поест досыта...»
Когда Виле бывало очень весело, она тоже вспоминала дневник. Но перед тем, как начать писать, она всегда листала страницы, пахнущие мятой, и перечитывала некоторые места. Этим она словно проверяла серьезность своих ощущений. Иногда прежние записи вызывали у нее улыбку. Ей начинало казаться, что некоторое время спустя и это событие покажется ничтожным, даже смешным. Тогда она откладывала дневник.
Но сегодня случилось такое, что обязательно нужно записать. На столе в вечернем солнце алеет горошинка. А на душе так хорошо... Виле вытащила из-под кровати чемодан. В нем лежат спортивный костюм, туфельки, несколько кукол, а на самом дне — дневник.
Виле раскрыла тетрадь.
13 апреля 1933 года. Пятница. Вчера папа с сестрами уехали в какой-то Линвартис в Скуоджяй-ской волости. Я не поехала, потому что все (мама, папа и тетушка Матилда) решили, что я должна за-кончить учебный год на старом месте. Была бы моя воля, никогда бы не переезжала в этот Скуоджяй. Мне здесь больше нравится, чем во всех других местах, где мы были до сих пор. Хозяин хороший, усадьба в красивом месте, около шоссе. Правда, до Шяуляя, куда я хожу в гимназию, будет около пятнадцати километров, но на велосипеде — сущий пустяк, могла бы ездить каждый день. Только тетушка не разрешает. У нее домик в городе, детей нет, и они с мужем очень меня любят. Вот почему я не езжу каждый день в деревню, а живу в домике тети Матилды неподалеку от гимназии. Бедная тетушка! Она так опечалилась, узнав, что мы переезжаем! Я бы охотно осталась у нее, но что будет делать мама? Ведь и она меня любит... Скажи, разве не странно, Дневник, что, делая хорошее одному, ты обязательно должна сделать плохое другому? А я хочу добра всем. Что делать? Конечно, все обошлось бы хорошо, если бы родителям не надо было ехать в какой-то Линвартис. Но они должны ехать. Давеча я слышала, отец говорил матери: «Жизнь у нас на колесах. Как у цыган. Огляделся, где лучше, и кати дальше». А мать ответила: «Не для себя разъезжаем. Девочке надо образование дать». Милые родители! Я знаю, вам бы гораздо легче было «разъезжать», если б я не училась, а помогала бы вам по хозяйсту. Вам бы не надо было таскаться всюду, искать хозяйство получше. Это я виновата! Я! Но я хочу учиться и не могу отказаться от гимназии. Не могу, не могу, не могу! Я плохая, тысячу раз плохая!
2 октября 193 3 года. Вторник. Я уже привыкла к новому месту. Деревня Линвартис мне нравится. Там красивое озеро. Мы уже жили у реки, у леса, около шоссе, а у озера поселились первый раз. Лето пролетело, словно молния. Просто удивительно, что с начала учебного года прошел целый месяц и я учусь в четвертом классе.
...Сегодня, возвращаясь с уроков, я видела, как мальчики-шалуны издевались над своим товарищем. Они стащили с его головы шапку и перебросили через забор. Когда мальчик полез за шапкой, Людас Гряужинис толкнул его, бедняжка зацепился за забор и, падая, порвал куртку на спине. Этот несчастный — сын бедной Ронкене из Рикантай, Бенюс Жутаутас. Бесстыдники, бесстыдники... В чем он перед вами провинился? Вы злые кошки, играете с мышью. Для своего удовольствия. Бессердечные вы... Для вас такие шалости — удовольствие. А для него? Подумали вы об этом?
Каждый обиженный человек для меня чем-то важнее, лучше других. А Бенюс... Даже странно, когда подумаешь: мы учимся в разных классах, до сих пор даже поговорить не пришлось, а мне кажется, будто мы давно-давно знакомы... Я хочу с ним подружиться, быть доброй и всегда помогать ему.
Виле еще раз прочла последнюю страницу и минутку посидела, мечтательно улыбаясь.
Красная стеклянная горошина ярко сверкала в лучах солнца.
Виле открыла новую страницу и начала писать:
1 апреля 1934 г. Среда. Удивительный день! Просто себя не узнаю. Наверное, весна виновата. Мне безумно весело. Хочу танцевать, петь, плакать, хохотать. Весь мир мне кажется нежным, слабым ребенком. А я большая, могучая. Вот раскину руки и прижму его к груди, как свою большую куклу Катрите (только не выдай, добрый Дневник, что я все еще играю в куклы!). Такого волшебного чувства я еще не переживала. Что это? Счастье? Конечно. Но назвать это чувство счастьем было бы мало. Это десять, нет, сто, тысяча счастий. Это счастье всего мира. А может быть, у этого могущественного чувства есть и другое название?..
От счастья голова кружится, Любовь впервые я узнала...
Чьи это слова? Не помню. В конце концов, какая разница, сказал их известный поэт или я сама придумала. Любовь! Неужели я влюблена? Когда я училась в начальной школе, мне нравился один робкий мальчик. На перемене мы сидели за одной партой и читали «Анта-нелиса-нелюдима». Одну страницу — я, другую — он. Бенюс мне чем-то напоминает того мальчика.
В воскресенье, накануне экзаменов, пришла мать. Она выглядела очень усталой, даже с лица спала.
— Ты один? — спросила она, тяжело опустившись на стул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119