На другой вечер Пятрас пришел со Стасяли-сом. До двенадцати они играли в карты, попивали вино и обтирали с лица слюну Грумбленаса. Потом Ста-сялис ушел. Они снова провели ночь вместе, и Ада больше не думала о Бенюсе. Бенюс подождет. Каждый ждет своего часа... Сегодня Пятрас снова пришел со Стасялисом. Неприятный тип этот Грум-бленас. Зато Пятрас рядом с ним выглядит принцем. Бенюса раздражало поведение Ады. Она держалась вежливо и холодно. Тайком она не послала ему ни единого взгляда, ни единой улыбки и все время называла Жутаутасом. Правда, Стасялиса она тоже называла по фамилии. Но Бенюс — одно, а этот пульверизатор — другое. Почему она Пятраса не назовет по фамилии? «Держись, господин Пятрас!», «Режь, господин Пятрас», «Твоя, господин Пятрас!» А иногда просто «Пятрас!», без господина... Бенюс выпил несколько рюмок вина, но настроение не улучшилось. Какого черта Ада посадила его против Грумбленаса? Потому что он пришел позже всех? Ну и что? Стася-лис — приятель Стимбуриса, пускай и играет с ним. Но нет. Она посадила перед собой Стимбуриса и смотрится в него, как в зеркало, а Жутаутас должен глядеть на откормленное рыло Грумбленаса и глотать его слюни. Бенюс хотел было швырнуть на стол карты и уйти, но чары той ночи приковывали его к месту. Нет, он не уйдет, сперва пускай уходит Стим-бурис со своим братцем, а потом — посмотрим...
— Вы не ту карту бросили, господин Жутаутас,— сказал Стасялис. — Не будьте таким рассеянным.
— Я не заметил, — буркнул Бенюс.
— Моя! —Ада бросила карты и прыснула. Стим-бурис навострил уши, услышав ее голос, и уставился в угол. Он никогда не смотрел на человека прямо.— Господину Грумбленасу тасовать.
— Охотно.—Стасялис собрал карты, перетасовал и посмотрел на нижнюю.— Снимите, господин Жутаутас. Девятка. Еще раз. Опять девятка. Кто вам сегодня руку отлежал?
— А вам что? — огрызнулся Бенюс— Не на деньги же играем.
— А может, на деньги перекинемся? — Грумбленас оглядел игроков.
— Нет. — Ада тряхнула головой. — Не могу видеть деньги на столе. Лавкой пахнет.
Стимбурис одобрительно выпятил губу и поднял глаза к потолку.
— Правильно. И я на деньги не играю, — скороговоркой затараторил Стасялис. — Помнишь, Пятрас, как мы играли у Блюмберга на девочек?..
Ноздри у Стимбуриса раздулись, в прищуренных глазах сверкнули огоньки.
— Не надо, — сказал он, глядя на дверь, за которой раздалось кукование кукушки.
— Не говорите мерзостей. — Ада прикрыла лицо веером из карт. — Я не хочу знать, как вы там распутничали с немецкими блудницами. Вообще меня не интересуете ни вы, ни ваша Клайпеда.
— Политика — не женское дело, — согласился Грумбленас. — Но не забывайте, мадам, мы легко можем потерять Клайпеду. Помнишь, Пятрас, что сказал Блюмберг про Ноймана и Саса? «Подожгите все три мои лавки, господа, если Нойман с Сасом просидят больше двух лет». До срока осталось полгода.
— Значит, через полгода господин Блюмберг станет погорельцем, — с иронией рассмеялся Бенюс.
— Кто знает, господин Жутаутас. Кто знает...
— Никто не отдаст Гитлеру Клайпеду. — Бенюс вытер лицо, обрызганное Стасялисом. — Нас поддержат англичане с французами, Америка...
— Не очень, господин Жутаутас, не очень...
Слово за слово они сцепились. Грумбленас утверждал, что нечего жить иллюзиями. Литва — государство маленькое. Нашему правительству пора это осознать и, вместо того, чтобы раздражать Гитлера процессами над германофилами, заключить разумную сделку. Перед Литвой два пути — с Россией или с Германией. Первый путь — самоубийство, это ясно каждому дураку. Поэтому остается выбрать оставшийся путь — включиться в третий рейх. Бенюс не на шутку разгорячился. Чьи это речи? Литовца или изменника нации? Отказаться от независимости, за которую тысячи наших соотечественников положили головы! Отдать свободу без выстрела, без капли крови? Словно старый башмак или поношенную шапку. Позор! Кощунство! Людей, которые рассуждают подобно вам, господин Грумбленас можно подозревать в измене родине...—Чем дальше, тем больше горячился Бенюс и чем больше горячился, тем складнее у него получалось. Он ничего не видел вокруг — одну Аду. Ада си-
дела, прикрыв лицо веером из карт, и с любопытством наблюдала за Бенюсом. Его речь интересовала, а может, даже восхищала женщину. Он чувствовал это и из кожи вон лез, безжалостно громя Грумбленаса, который только разевал рот и отирал пот надушенным платком.
— Что же вы предлагаете? — вдруг не выдержал Грумбленас, несколько оправившись от натиска Бенюса.—Идти с большевиками?
— Почему с большевиками? С литовцами! Не беспокоиться о своих лавках, мельницах, лесопилках, не в карты играть на девок, а идти с литовцами. Не продаваться ни русским, ни немцам. Если позовет родина — оружие в руки и до последней капли крови!
Грумбленас осклабился, обнажил синие десны, и вместо слов изо рта его вылетел фонтанчик слюны. Пятрас глядел куда-то в угол. Его брови подрагивали. Оба родственника были оскорблены.
— Пока у нас есть такие люди, как Жутаутас, нашей независимости не угрожает никакая опасность,— первой заговорила Ада. В ее голосе Бенюс почувствовал легкую насмешку.
— И я приветствую патриотизм господина Жутау-таса, — отозвался Грумбленас. — Мы тут все литовцы, мы понимаем, что трудно отказаться от завоеваний отцов, но...—Он бессильно развел руками и замолк.
— Мы не отказываемся от завоеваний отцов,— поддержал родственника Стимбурис, — а приспосабливаемся к обстоятельствам...
— Очень ясно,—ожил Стасялис. — Мы не отказываемся от независимости. Мы были и будем независимы. Мы только хотим придать независимости другую форму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119