Они повернулись, и Бенюс увидел лицо второго: это был Аницетас.
На шум сбежались любопытные. Уже набралось десятка три зевак, и все еще подходили новые.
Бенюс уперся голыми руками о снег и, не поднимаясь, стал пятиться. Он хотел спрятаться в толпе, но боялся встать, чтобы не заметили сторонники Людаса.
— Директор! Директор! — послышались испуганные возгласы. Ученики бросились врассыпную. Бенюс тоже было вскочил, но поскользнулся и снова свалился на снег.
— Жутаутас, Стяпулис! Что вы тут делаете? — издали загремел Ольвидас. — Что за шум, ученики?
Бенюс встал. Из носа у него капала кровь.
— Ничего плохого, господин директор, — поспешно
ответил Аницетас. Он стоял весь в снегу, без фуражки, и застегивал куртку. Затоптанная шапка Бенюса лежала на снегу.
— За ложь — час после уроков, — директор откинулся, выставив круглый живот, и ткнул пальцем в Бенюса.—Чего нос не утрешь? — Бенюс смахнул ладонью кровь: платок он оставил в кармане пальто.— За драку второй час после уроков. Итого у обоих по два часа.
— Я не виноват, господин директор...—пытался оправдываться Бенюс—Меня...
— В драке невиновных нет.
— На меня напали, господин директор... Финку сломали, нос разбили...
— Мы больше не будем драться, господин директор,—прервал Бенюса Аницетас.
— Ладно. Приведите себя в порядок и идите в класс. Повторится, велю привести родителей.
— Не повторится, господин директор.
— Смотрите. — Ольвидас погрозил пальцем и степенно удалился.
— Он думает, что мы с тобой подрались, — сказал Бенюс. — Надо было рассказать правду.
— Зачем? — Аницетас тряхнул головой.—Все равно оставил бы после уроков.
— Зато и Гряужиниса бы оставил!
— Может быть, а нас бы наверняка оставил. Нет, жалобами ничего не выиграешь.
— Боишься мести Гряужиниса? — ужалил Бенюс.
— А чего бояться? Не убьет же! Но жаловаться не люблю. Попался и терпи.
После уроков в класс вошел инспектор Сенкус.
— Вас оставил сидеть директор? Ну?
— Нас, — мальчики встали.
— Сидите. Сторожиха выпустит. — Горилла осклабился и вышел. Заскрежетал ключ, потом вдруг снова отворилась дверь и показалась голова инспектора.— Ну! Чего глазами стреляете? По малым делам захотелось? Не напустите в бак, а то завтра все до последней капли в глотки волью. Припрет — валяйте в штаны, в штаны!
— Запер...—прошептал Бенюс.
— Горилла.—Аницетас скривил челюсть, изображая обезьяну.
— Орангутанг, — добавил Бенюс.
— Шимпанзе.
— Человекообразное.
— Капуцин.
— Собакообразное. Аницетас расхохотался.
— Такого не бывает, — хохотал он. — А ловко придумано. Собакообразное...
Бенюс развеселился. У себя в парте он нашел несколько сухих корочек. Сухари были очень вкусные. Но голод этим не утолишь. Тогда мальчики обыскали все парты. Набрали большую кучу сухарей. Попался и один бутерброд, верно, сегодня забытый. Аницетас положил бутерброд обратно в парту, а жирные черствые хлебные корки они съели, запивая водой. Бенюс уже не жалел, что его оставили после уроков, даже гордился этим. Аницетас казался ему теперь хорошим и умным парнем. Бенюс вспомнил, как Аницетас не раз звал его в гости. Он обещал, но все не шел.
— Знаешь что, Бенюс, — сказал Аницетас. — Давай готовить завтрашние уроки. Скорей время пройдет.
— Да, — согласился Бенюс. — А завтра после уроков пойдем к тебе. Хорошо? — Он хотел чем-то обрадовать товарища. Аницетас, и правда, очень обрадовался.
— Не врешь? — спросил он, просияв.
— Нет, Аницетас! — Бенюс пожал руку друга, лежащую на парте. — Ты заступился за меня, и я к тебе приду. Ты теперь мой друг.
Домик вдовы Стяпулене стоял на самом краю местечка, на высоком берегу Вешинты — небольшая коробка из тесаных бревен с чиненой крышей из дранки, под которой теснились две крошечные комнатки и кухня. Хотя и мало было места, одну из комнаток Стяпулене все же охотно сдавала бы ученикам, но в гимназию отсюда надо было ходить километра два, и жильцов не находилось. При жизни мужа они и не думали сдавать, но разве тогда так жилось? Тогда звезда их счастья стояла высоко, в зените. Они только что похоронили незамужнюю тетку, которая, умирая, отписала им домик, хотя и грозилась, что оставит его костелу; в том же году родился старший сын, Аницетас, муж получил хорошую работу на лесопилке
Стимбуриса. а сама Стяпулене... Стяпулене была здоровая, сильная, как лошадь, не кровь — огонь тек в ее жилах; шутя справлялась она с заботами о семье, которая за следующие четыре года пополнилась двумя малышами, да еще успевала выстирать за день гору тончайшего белья для местных бар. Одного ее заработка почти хватало им на еду. Но не долго сыпались божьи дары. Однажды господь заткнул прореху в своем мешке с дарами, и на голову Стяпулисам, словно бублики, посыпались несчастья. Началось это смертью мужа. Услышав о беде, Стяпулене бросила стирку и, как была, кинулась на лесопилку, где лежал в крови труп мужа, измолотый тяжелыми чугунными зубчатыми колесами. Вслед за ней с пронзительным визгом катился пятилетний Аницетас. Оглушенная жуткой вестью, Стяпулене забыла и трехлетнего Мар-целиса, и самого маленького — Андрюкаса, которого оставила на кухне, в кроватке, и белье, которое кипятилось в котле, и лохань, до половины наполненную кипящей водой. Ужасное событие все оттолкнуло в сторону. Смерть! Что может быть страшнее смерти любимого мужа? И все-таки... Когда через два часа она вернулась домой, — нашла холодную избу (забыла закрыть дверь); Марцелис сидел в кровати, посинев от плача и холода, а в лохани плавало тельце младенца. После похорон отца и брата тяжело заболел Марцелис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119