И всегда с полной корзинкой. Кроме обычных продуктов, она всегда приносила любимому сыночку какое-нибудь лакомство: кровяную колбасу, если у соседа кололи свинью, сладкий сыр или стаканчик меда, а прощаясь, всегда оставляла двадцать-тридцать центов на мелочи. Двадцать-тридцать центов... Это не семь и не пять литов. Таких денег Бенюс в жизни в руках не держал. И чем дальше, тем сильнее не давали ему покоя сомнения: захочет ли мать понять, что ему нужен финский нож? Вряд ли... Она ведь придает больше значения деньгам, чем вещи, без которой, по ее мнению, можно обойтись. Но Бенюс не может обойтись без финки. Этот проклятый нож окончательно овладел его воображением, он должен во что бы то ни стало приобрести его.
Последняя неделя казалась ему очень длинной. Он думал, что воскресенье никогда не наступит. Мать на этот раз и обрадовала и растревожила его.
— Может быть, мама, хочешь посмотреть дневник? — предложил мальчик, когда, опорожнив корзинку, она вернулась из кухни. Агне прошла по грязи девять километров и хотя, войдя в местечко, она и почистилась, как могла, ветхие, размокшие ботинки выглядели ужасно, а одежда была вся в пятнах грязи. На прядях волос, выбившихся из-под белого шерстяного платка, комками засохла глина.
— Конечно, покажи. — Она оглядела чистую комнату, понюхала воздух и улыбнулась.—А у нас грязища — выше колен.
— Волосы вытри. — Бенюс ткнул пальцем в комок глины.—Погоди, я зеркало принесу.
— Не надо.—Она вытащила из кармана осколок
зеркала и стряхнула глину с волос. — Слава богу, что ты вчера не пошел домой. И не ходи, пока не подмерзло.
Бенюс открыл дневник.
— В триместре у меня только одна тройка. По геометрии. Счет мне плохо дается.— Он протянул табель, вклеенный в конце дневника, и показал пальцем.— Больше четверки. Пятерки у меня тоже есть. Видишь, какие стоят — что жеребцы — ржут, шеи повыгибали.
— Ты хорошо учишься.— Агне смотрела в табель сосредоточенно, стараясь скрыть, что она плохо разбирается в этих столбцах, испещренных цифрами и напечатанными поперек названиями предметов. — Отец будет доволен.
— Я бы мог еще лучше...—У Бенюса перехватило дыхание. — Мне книг не хватает, — добавил он, справившись с волнением.
Агне не поняла, что он хочет этим сказать. А может, притворилась, что не понимает? Дневник перестал ее интересовать. Она положила его на стол осторожно, как что-то хрупкое, словно боясь, чтобы не разбился, и стала осматривать комнату. Она примерно в десятый раз видела эти желтые стены, у которых белели опрятно заправленные кровати. Две из них — Бенюса и Лючвартиса — стояли близко одна от другой, разделенные только столом. На стене в изголовье висело по маленькому деревянному крестику. Кровать Мышки не была видна: ее хозяйка поставила у стены, рядом с дверью в сени. Чтобы комната, по словам Букнене, не смахивала на больничную палату, она отгородила кровать «деточки» ширмой.
— Тук-тук-тук,—постукивал Фелюс в своей комнате. «Они там, у него», — подумал Бенюс.
— Разве он и по воскресеньям работает? — спросила мать недовольно.
— Одно воскресенье работает, другое — пьет Прошлый раз три дня подряд пил.
Мать вздохнула. Она смотрела в пол и думала. За стеной без передышки сыпались веселые удары молотка.
— Тут нехорошее место.—Мать покачала головой. — Я присмотрела тебе комнату в другом доме. После Нового года сможешь перебраться. Комнатка меньше, зато будете вдвоем. А хозяйка там не хуже: готовит хорошо и чистоту соблюдает.
Бенюс ничего не ответил.
— Груйнисы всему меру знают. — Агне спешила убедить сына.— Они люди честные. Там тебе никто не будет мешать. Да и за комнату надо будет меньше платить.
— Как знаешь, мама. — Мысли Бенюса были далеко. Мальчик был так озабочен, что даже не обратил внимания, что за ширмой что-то скрипнуло.— Только, мама...—Он смущенно запнулся и стал листать учебник по географии, лежавший на столе.
— Какая это книга? —Агне протянула руку.
— География Литвы.— Он пододвинул книгу к матери и сел напротив.
Агне послюнила пальцы. Книга была новая, страницы — слишком тонкие и нежные для ее грубых потрескавшихся пальцев. Она перелистывала по нескольку страниц сразу, изредка останавливалась и с любопытством рассматривала картинки. На нее глядели незнакомые люди, города, пейзажи. Одна картинка показалась знакомой. Может, это совпадение, а может, и правда, она видела это место, когда ходила по людям? Разве все запомнишь!.. В ее сознании, одна за другой, как эти картинки, возникали и исчезали картины прошлого. Но в эту минуту ярче всего она вспомнила один случай из времен своего детства, который долгие годы лежал где-то глубоко в памяти под толстым слоем более поздних событий. Агне вспомнила низенького рябого человека с широким костистым лицом и короткими толстыми ногами. Это был деревенский кузнец Артурас Лапенис, которого люди прозвали «цицилистом». Хозяева его ненавидели, только и ждали, чтобы он поскорей угодил в тюрьму. Дядя Артурас же смеялся в ответ на это и, в свою очередь, обещал им скорый конец; он был добр к бедным, всегда за них заступался. Агне любила Лапениса. Когда она была совсем маленькой, дядя Артурас часто совал ей то бублик, то конфету, то подбрасывал на руках, а иногда качал на колене, — старался как-нибудь порадовать сиротку. А когда Агне удочерили Жутаутасы, и девочка начала пасти свиней, Лапенис всегда заходил на пастбище, если шел мимо. Он был начитанный человек, много знал и умел интересно рассказывать. От него Агне узнала, что в мире есть много государств, много больших городов, морей, что воды в мире больше, чем земли, а некоторые
звезды — больше солнца, хотя, если смотришь издали, они и кажутся маленькими, как крупинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119