Правда, сынок?
— О, я буду для всех добрый! — воскликнул Бенюс, прижимаясь к матери. — Когда я выучусь, заберу тебя в город. Не в такой город, как наш Скуоджяй, в большой город, где живет сам президент с министрами!
— Нет, сынок, — улыбнулась Агне. — Лучше ты нам денег дашь. Мы купим земли, новую избу поставим...
Бенюс опустил голову.
— Летом ты приедешь проведать свою маму, братика.
— Нет. — Он тряхнул головой. — Я лучше тебя заберу в город... Одну...
— Почему одну?
— Ты моя мать, а Ронкис...—мальчик потупился. Кнутовище задрожало в руке Агне.
— Стыдись говорить такое! Вы с Шарунасом — мои дети. Значит, отец Шарунаса и твой отец.
Мальчик отвел глаза.
— Нет,—молвил он, глядя в сторону. — Люди говорят иначе.
— Он не настоящий отец, — добавила Агне сдавленным голосом. Она решилась наконец признать истину. — Иосиф Христу тоже опекуном был. Разве господний сын не любил его?
— А где мой отец? — упорно спросил мальчик.
— Не знаю.
— Он бросил тебя?
— Да, да...
— Он не был твоим мужем?
— Он был очень богатый...
Бенюс недоверчиво взглянул на мать.
— Когда вырастешь, я тебе все расскажу, — добавила она, чувствуя, как открываются старые раны.— А покамест не забудь, никогда не забывай, сынок, что твой отец был плохой человек. Он выгнал меня из дому, отказался от тебя, своего сына, и если бы не Ронкис, нам бы давно лежать под землей.
— А где он теперь? Почему ты, мама, никогда про него не говоришь?
— Он далеко отсюда. В Аукштайтии. Кто знает, может, и помер уже...
— Поделом такому. — Подбородок Бенюса трясся. На глазах заблестели злые слезы.
— Бог ему судья, — прошептала женщина.—Все-
вышний лучше знает, кого оправдать, а кого осудить. — Она положила кнут, обняла сына и крепко прижала к груди. — Господь не захотел, чтобы ты вырос у плохого человека. Он дал тебе другого отца, лучшего, который тебя одевает, кормит, пускает учиться. Отец желает тебе добра, ты не смотри, что он иногда строгий. А за добро надо платить добром, сынок.
Учебный год начался на следующий день торжественным молебном. Гимназисты шли через местечко, выстроившись классами. Учителя рассыпались вдоль колонны, которую возглавляли восьмиклассники. Директор с инспектором важно шествовали во главе, сосредоточенно разглядывая спины пожарного оркестра, который оглушал слушателей популярным военным маршем. Хвост зевак тянулся за гимназистами до церковного двора. Музыка всех настроила торжественно. Жители местечка махали знакомым, поздравляли гимназистов, а матери утирали слезы гордости, сквозь которые не различали никого, кроме собственных детей.
Второй класс шел в хвосте колонны. В первом ряду шагала четверка самых высоких мальчиков. Бенюс шел в третьем ряду, а Альбертас Сикорскис, который был ниже ростом, — сзади него. В начальной школе Бенюс научился ходить в строю, он старался шагать в ногу, но задние то и дело наступали на пятки, путали, а на рыночной площади, где гуще всего стояли зеваки, кто-то подставил ногу, Бенюс споткнулся и всех рассмешил. Но это не испортило ему настроения. Он впервые шагал под оркестр. Ему казалось, что люди смотрят только на него, любуются только его формой, молодецким взмахом рук и видят, что сын самого Сикорскиса идет позади него...
Когда они были на середине рынка, ударил колокол, и оркестр замолк. Колокол звонил, пока все гимназисты не вошли в костел. От множества свечей, ладана и людей в храме было тепло, торжественно, уютно. Величественно гудел орган, на хорах пели ученики. Капеллан гимназии Лапинскас, в красных с золотом ризах, служил молебен. Ему прислуживали четыре мальчика в белых стихарях. Одного из них Бе-
нюс знал. Его звали Ромасом Лючвартисом. Бенюс поселился с ним в одной комнате. Он хотел похвастаться соседу, но побоялся нарушить праздничную торжественность. Звуки органа и стройное пение хора растрогали Бенюса. Он вспомнил минувшую весну, когда шел к первому причастию. Сердце мальчика наполнилось нежностью и бесконечной любовью ко всем. Он смотрел на алтарь полными слез глазами. Священник повернулся к людям, поднимая дары. Все смиренно склонили головы, били себя в грудь. «Боже, будь добр, — шептал Бенюс, — сделай, чтобы я хорошо учился, чтобы я всех обогнал, чтобы у меня было много хороших друзей и никто надо мной не смеялся. Я буду хорошим, буду любить всех и молиться тебе, господи. За маму, за отчима, за Шарунаса. За всех буду молиться, только выслушай меня, господи...» Мальчик поднял глаза. Со сводов костела с любовью глядели на него крылатые ангелы и святые. На центральной колонне восседал за тайной вечерей Христос со своими учениками; на женской половине Михаил Архангел дул в трубу. Бенюс увидел одинокого воробышка, который кружился около витража, изображающего Марию с младенцем, вспомнил все разоренные им птичьи гнезда и еще пуще расстроился. Да простит его небо! С этого дня он будет жить, как велит господь. Он не сердится на того злого мальчика, который в строю подставил ему ножку. Бенюс первый протянет ему руку, все простит.
Пред великим таинством Твоим телом, кровию...—
гудел хор под торжественный гул органа.
Взгляд мальчика скользнул по хорам. Все певчие были незнакомые. Неожиданно Бенюс увидел среди них высокую худую девочку с пепельными волосами. Где же он ее встречал? Ада Сикорските! Ух ты, какая важная и как нос задирает! Сразу видно, что из рода господ Сикорскисов. Тьфу! Индюшка... Дуйся не дуйся, а все равно дура, раз пятый год ходишь в гимназию и сидишь в третьем классе...
Звон колокольчика напомнил Бенюсу о только что данном обещании, он перекрестился и стал горячо молить бога, чтобы простил ему грешные мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119