Бенюс, не дожидаясь приглашения, отхлебнул кофе. Ему вдруг полегчало. Он почувствовал, что рядом с ним сидит настоящий друг, на которого можно положиться.
— Спасибо, брат-руководитель, — вырвалось у него.
— За что? — будто удивился Мингайла.
— Ну так, вообще... С этой газетой, и правда, нехорошо получилось... Другой раз...
— Я не хочу знать, что будет другой раз, — мягко прервал его учитель. — Мне неважно, где ты нашел и нашел ли эту газету. Это ваше дело. А заступился я за тебя потому, что уважаю инициативу учеников.
Бенюс согласно кивнул. Он понял двусмысленный тон Мингайлы. Учитель явно не отрицал, что связан с «Юными патриотами».
— Кури, — Мингайла пододвинул к Бенюсу пачку «Регаты».— Куришь ведь? Все мы приучаемся к курению в гимназии, прячемся в туалете, а когда умнеем, — уже не хватает силы воли, чтобы отказаться от злополучной привычки.
— Сикорскис не курит, — почему-то сказал Бенюс и взял сигарету.
— На Сикорскиса черт-те знает почему иногда находят приступы ума, — ответил Мингайла полушутя, но в его голосе Бенюс уловил досаду. — Выпьем еще по рюмочке.
От вина стало легче, постепенно стиралась грань между учителем и учеником. Бенюс больше не стеснялся, затягивался сигаретой и рассказывал Мингайле, как Колун влепил ему за письменную единицу и теперь со второго полугодия придется платить за учебу, как Сикорскис выложил свою теорию, отказался помочь и как матери не удалось уговорить отчима, который, без сомнения, был бы сговорчивее, если бы Бенюс не помешал их собранию. А теперь он не знает, что будет дальше. Отчим в ярости, у него и камня не выпросишь, а мать... Эх, что мать... Ее власть кончается на пороге...
— А кто еше был, кроме отчима и этого рябого агитатора? — мягко спросил Мингайла, что-то выводя карандашом на обложке журнала.
Бенюс перечислил несколько фамилий.
— А рябого старика ты нигде до того не видел?
— Нет. Он не здешний.
— Что думаешь делать?
— Не знаю, ничего не знаю, брат-руководитель. Я повис между небом и землей. Пришел к вам посоветоваться.
— Тебе нужны деньги? Бенюс покраснел.
— Я не прошу, господин учитель... Вы не подумайте, что я...—стал он оправдываться.
— Ты должен окончить гимназию.—Мингайла взглянул на Бенюса. Голубые глаза учителя дружески улыбались.—Ты обязан, если любишь родину. Я тебе помогу.
— Вы?.. —пересохшими губами прошептал Бенюс.
— Найду для тебя нетрудную работу, чтобы ты мог скромно жить. А о плате за учебу не беспокойся — заплачу.
Бенюс не верил своим ушам.
— Быть не может, — бормотал он, подавленный такой добротой. — Как же это, брат-руководитель?..
— Для начала могу одолжить тебе десятку-другую. Пока заработаешь. — Мингайла открыл боковой ящичек, вытащил потертую бумажку и пододвинул к Бе-нюсу. — Ты становишься самостоятельным человеком, мой друг. Это хорошо. Я счастлив, что такие парни, как ты, не идут черт-те знает какими путями.
Бенюс трясущимися пальцами комкал купюру, не решаясь опустить ее в карман. Его удивление превратилось в счастье, а счастье — в горячую благодарность. В это мгновение он был готов жизнь свою положить за учителя.
— Я никогда этого не забуду, брат-руководитель, — прошептал он, глядя на Мингайлу полными слез глазами.
— Я верю тебе, Бенюс. — Учитель встал и взволнованно пожал ему руку.
— Господин учитель... брат-руководитель...—Бенюс потупил глаза. Сердце бешено колотилось.— Я не достоин вашего доверия...
— Успокойся, Бенюс. — Мингайла положил руку
ему на голову. — Мой долг помочь тебе. Литовец литовцу должен помогать. Я думаю, и ты исполнишь свой долг, когда потребует родина?
— Постараюсь, господин учитель...
Мингайла нежно потрепал Бенюса по макушке.
— Исполнишь. Знаю, что исполнишь... Бенюс не выдержал.
— Господин учитель... Вы ко мне так добры, а я... я... я вас обманул...— Он отвернулся и, заикаясь, стал рассказывать про ту ночь, когда увидел, как отчим прячет в дупле нелегальную литературу.
— Ты никому про это не обмолвился? — спросил Мингайла, когда Бенюс замолк.
— Нет... Не сердитесь, брат-руководитель. Тогда я был еще дураком... Я не хотел так... Видит бог, не хотел...
На улице Бенюс вздохнул полной грудью и некоторое время топтался на тротуаре, раздумывая, куда пойти. Он должен был быть необыкновенно счастлив, разрубив гордиев узел... Да он и счастлив, а все-таки что-то не так. «Учитель поможет мне закончить гимназию,—радовался он, шелестя купюрой в кармане. — Я получу легкую службу, смогу и работать и учиться, стану независимым человеком. Разве может быть лучше? Ведь это мечта! Вот вытаращит глаза наш поэт, когда узнает, как легко я выпутался из этой передряги!» Бенюс улыбнулся и не спеша направился через рынок на улицу Глуосню.
Нет, он все-таки не ощущал настоящей радости. Ее не было — или она рассеялась, словно туман под лучами солнца, и в душе росло беспокойство, недовольство собой. Он не мог спокойно вспомнить разговор с Мингайлой — его брала злость. Разрюмился перед учителем и наговорил лишнего... Больше всего, он стыдился своих слез. Не по-мужски... право, не по-мужски... Ну, зачем было это дурацкое, детское раскаяние? Ведь не вернешь того, что прошло... Мужчина, твердый сердцем и умом, так бы не поступил. А он размяк, как воск на огне. Ребенок! Да-да, настоящий ребенок и, наверное, никогда из него не получится настоящего мужчины... Скажем, такого, как Альбертас. О, Альбертас не побежит, пока никто не гонит! И правда, чего было лезть на стенку, когда остается еще целый месяц? За этот месяц можно без паники поискать выход, а теперь из-за своей горячности он оскорбил Виле, поссорился с домашними, наболтал чепухи учителю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119