Правда, большинство смирно сидели на своих местах, как Бенюс, разговаривали с новыми знакомыми, рассматривали друг у друга книги, тетради, портфели или молча глядели на цветник за окном и грустили по дому. Но Гряужинис не оставлял в покое смирно сидевших учеников, обзывал их сопляками и разгуливал между парт, словно кот, охотящийся на крыс, угощая «сопляков» щелчками, ударами в спину, или, подкравшись, потихоньку, крепко колол иглой. Пострадавшие утирали слезы, иные даже поднимали рев, третьи пытались улыбаться, думая, что в первый день во всех гимназиях так полагается, четвертые угрожали, что пожалуются директору. Но, видя, что никто их не поддерживает, умолкали. Лючвартис, по-видимому, не захотел, чтобы его причислили к соплякам, и решил отличиться. Задирой он не был, но боялся Гряужиниса. Спасая макушку от щелчков и ляжки от иголок, Ромас подскочил к доске и нарисовал карикатуру на директора: толстый коротышка в шляпе и с тростью шагал, по-солдатски отбивая шаг. Перед ним виднелась половина пожарника с огромной трубой на плече. Из трубы сыпались в лицо директору единицы и двойки.
Лючвартис так удачно уловил характерные черты Ольвидаса — торчащий живот, угловатый крупный подбородок и тонкий птичий нос, — что весь класс узнал директора. Поднялся страшный гам. Все смеялись, поздравляли Ромаса. Про Людаса забыли. Когда все налюбовались карикатурой, Лючвартис хотел вытереть доску, но Гряужинис отшвырнул его в сторону. Мальчики стали толкаться. Ромас рвался к доске, а Людас не подпускал. Он был сильнее Лючвартиса и оттеснил юного художника за парту.
В эту минуту в класс вошла учительница Валерия Даумантайте. Учитель математики, которого назначили воспитателем второго мужского класса, болел. Директор временно поручил его класс Даумантайте и еще перед молебном представил ее второклассникам. Учительница только этой весной закончила университет. Она была молода, красива, с толстыми длинными косами цвета меди. Бенюсу она чем-то напомнила мать.
Учительница поздоровалась, велела детям садиться и с минуту молча смотрела на класс. Глаза у нее были ясные, чистые, со смешинками, губы улыбались. От нее веяло легким запахом роз.
— Вы уже знаете, мальчики, что я буду преподавать литовский язык. — Ее голос звучал певуче, энергично и весело.— Мы немного знакомы, но мне бы хотелось познакомиться с каждым в отдельности. Хорошо, мальчики?
— Хорошо, — откликнулось несколько смельчаков. Даумантайте раскрыла журнал и начала вызывать
учеников по алфавиту. Вставшего она внимательно оглядывала, иногда спрашивала что-нибудь. В классе изредка раздавался приглушенный смех. Несколько учеников сидели, закрыв руками лица. Плечи у них дрожали от сдерживаемого хохота. Бенюс сидел за первой партой, и его тоже разбирал смех, когда учительница отходила в сторону, открывая рисунок Лючвартиса.
— Жутаутас. Бенюс встал.
— Новенький? -Да.
— Где кончал начальную школу?
— В нашей деревне... в Рикантай.
— Ты велик, чтобы сидеть на первой парте. — Даумантайте захлопнула журнал: фамилия Бенюса стояла в самом конце.— А теперь, мальчики...— Она повернулась к доске и замолкла. Класс застыл.
— Чей это рисунок?
— Господина Лючвартиса, — откликнулся Людас.
— Да? — Даумантайте обернулась и вопросительно взглянула в угол, где сидел Ромас. — Это правда то, что говорит твой товарищ? Ты нарисовал эту карикатуру?
Лючвартис встал. Его веснушчатое лицо покраснело, уши запылали, словно петушиные гребни.
— Я хотел стереть...—пролепетал Ромас. Учительница подошла к нему и, взяв рукой за подбородок, заставила поднять глаза.
— Сколько тебе лет?
— Четырнадцатый пошел...
— Твой рисунок, Ромас, очень хорош, только не подобает смеяться над старшими. — Учительница похлопала Лючвартиса по щеке, улыбнулась, потом, распространяя нежный аромат роз, подошла к доске и сама стерла карикатуру.
Началось рассаживание. Почти всех она оставила на тех местах, которые они выбрали сами. Но некоторых все-таки решила разъединить.
— Пока давайте сядем по росту, — сказала она. — Маленьким за передними партами будет лучше видно, большие не смогут прятаться за их спины и шалить. А потом посмотрим. Мальчик,—она обратилась к гимназистику, сидевшему за предпоследней партой, рядом с Людасом Гряужинисом. — Ты сядешь на место Жутаутаса, а Жутаутас перейдет к твоему соседу.
К Гряужинису? Бенюс даже оторопел от неожиданности. Ему было и радостно, и страшно, что придется сидеть с сыном банкира. Ведь товарищ по парте это как бы второй брат.
Переселяемые спешно собирали книги.
Гряужинис сидел, откинувшись, закинув ногу на ногу, и беззаботно улыбался. Но когда его сосед шагнул из-за парты, Людас вдруг схватил его за полу и так сильно рванул, что тот с грохотом шмякнулся обратно на скамью.
— Это еще что такое? — удивилась Даумантайте.— Как тебя зовут, веселый мальчик?
— Меня? — Гряужинис прикинулся удивленным.
— Да, да.
— Меня, что ли? — Он ткнул себя пальцем в грудь и нагло осклабился. — Если меня, то зовите меня Людасом Гряужинисом.
Класс хохотал.
— Когда говорят со старшими, надо встать. — Учительница пыталась улыбнуться, но в ее глазах мелькнул страх и еле сдерживаемый гнев. — Мне нравятся веселые мальчики, но давайте условимся, что на уроках шутить не будем. Хорошо?
Людас тупо уставился в потолок и молчал. В классе снова раздался смех.
— Садитесь. — Учительница повернулась к соседу Гряужиниса. — Чего ты ждешь, мальчик? Бери свои книги и иди на место Жутаутаса. Жутаутас!
— Я не буду сидеть с Жутаутасом, — вдруг пошевелился Людас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119