С весны государь занедужил, чаще ложился в постель; а прибаливать начал еще с зимы, когда умерла в Боровске боярыня Морозова. Эта смерть не омрачила царя, он знал, что дни строптивой боярыни сочтены, и к вести о ее кончине отнесся вроде бы спокойно, как и подобает христианину. Кузьмищева, прибывшего доложить о последних днях боярыни, выслушал молча, не сгоняя с лица тени молитвенной скорби, однако терпения выслушать дьяка до конца не хватило — вялым взмахом исхудалой руки прервал его на полуслове — довольно-де, к чему эти подробности,— и указал глазами: иди! Кузьмищев вышел, пятясь, прикрыл за собой створки дверей...
Шаркая подошвами мягких сапог, царь подошел к окну, постоял, глядя, как разгорается за слюдяными узорными пластинами погожее утро. Но и оно не порадовало, не просочилось в душу ни одной благодатной капли, а стало в ней еще пуще прежнего пусто и хладно... Он и не ждал услышать что-то новое, когда явился дьяк, хотя боялся сознаться самому себе, что боярыня в предсмертный миг дрогнет и непокорность ее обернется миром и ладом. Ему казалось, что он ведает предел человеческой слабости: на пытке и дыбе, заглянув смерти в глаза, объятые ужасом небытия и сломленные мутящей разум болью, почти все сдавались. Редко попадались люди недюжинной силы, как Стенька-разбойник, который все стерпел. Даже когда поочередно рубили ему то руку, то ногу, не выдавил мольбы о пощаде, сплевывал темные, как куски печени, сгустки крови и уходил из жизни несломленный. Но тот хоть принял предсмертное причастие... А Федосья! Федосья! Сдюжила все, не склонила головы ни перед церковью, ни перед государем... Нет, неведом человек во всей его изначальной сути, неведома его духовная мера... Вольной ушла от него боярыня на тот свет, и не он победил ее, а она, слабая, унизила его своим непокорством. Он уже не чувствовал своей правоты и истинной праведности, ибо сказано в евангелии — не надлежит мучить и неправых... Но почему господь не остановил его злодейств во, не унял бешеные взрывы его крови, когда он пытался добиться беспредельной власти над женщиной, не пожелавшей жить по принятой всеми вере и обрядам. Но, принимая запоздалый укор совести, он тут же пытался оправдать себя — нельзя прожить жизнь, творя одну доброту и любовь. И доброта и любовь могут быть слепы и бесплодны, если не питаются силой, и волей, и ненавистью к отступникам.
И когда он стоял у окна, щурясь от сверкающей белизны снега, ему почудилось, что сзади подкрался неистовый Аввакум, снова жарко и гневно вышептывая в затылок зловредные и срамные слова, прочно взятые в память из послания протопопа единоверцам царя: «Где твои златоверхие палаты? Что ты над собой сделал? Где твои золотые сияющие одежды, где кони в кованой сбруе? Где твои любимые села? Где сады да заборы? Где твой венец царский золотой, с жемчугами да самоцветами? Где твои рынды, что на ангелов похожи светлых? Где все твои затеи, все твои заводы, изображения, в которых ты столько сил вкладывал и, Бога оставя, тем идолам бездушным служил? Ну сквозь землю пропадай, блядин сын! Давно ждет тебя огонь! Отомстит Бог наш кровь нашу, всех нас, сожженных, всех в тюрьмах сидящих! Вон Паисия Александрийского патриарха турок распял, а Макарий забежал в Грузию, яко пес от волка, в подворотню нырнул да под лестницу спрятался. И здешним лиходеям то же будет!..»
С той поры дни тянулись нестерпимо долго, не принося ни малых, ни больших радостей, одна хворь подступала за другой, суетились вокруг иноземные и домашние лекари, заслоняли друг друга усердием и пустыми заверениями. Но все кончалось тем, что отворяли кровь, а легче не становилось. Болезнь грызла изнутри, не давала покоя ни днем, ни ночью, и царь, сползая с пуховой перины на пол, выстаивал часами на коленях перед иконами, ловя трепетный огонек в лампадах, все еще надеясь, что придет исцеление, что перестанут терзать его тягучие, изматывающие боли...
За неделю до того как снова начался штурм вот уже седьмой год осажденного Соловецкого монастыря, где обитали монахи, верные старой вере, государь прочно слег в постель и словно бы утонул в пуховиках тучным телом. Полусонный, оживляясь на минуту-другую, он выслушивал донесения об окруженном монастыре и опять впадал в дремотное забытье. Судя по донесениям, монахи сделали обитель крепостью, обзавелись ружьями, пушками, припасами, чтобы выдержать долгую осаду, дрались отчаянно, обращая в бегство царево войско. То был срам великий, ведь еще весной государь отослал грамоту воеводе Мещеринову, что тот поплатится головой, ежели не искоренит раскольников, обратив монастырь в развалины.
В редкие часы просветления, когда боль уползала, как змея в потайной угол, и не терзала ненавистную плоть, государь возвращался к мучительной думе — где же и когда он оступился? В том ли, что доверился Никону, покорился его духовной власти, сразу дав ему много воли, в том ли, что не считался с норовом бояр, или же в том, что, распыляя свои силы, лез во все концы света, раздвигая Русь и вширь и вглубь?.. Конечно, Никон нанес ему большой урон, властолюбивый, жестоковыйный, бешеный нравом, он делал святое дело нетерпеливо, гнул всех под свой характер, ломал, приводя духовных овец к повиновению не словом, а силой. Не закуси патриарх удила, не обагрилась бы церковь кровью... Видно, на Руси народ надо брать не силой, а душевным уговором, вразумлением, приручать его, как тех соколов, потому что на силу всегда найдется ответная сила, и тогда уж хочешь не хочешь, а дави, круши, не давай подняться ни ропоту, ни ненависти, ни бунту. Надо было прежде думать — отчего смерды, холопы, вся гулящая чернь, а заодно и многие бояре от
вернулись от церковных новин, побежали в леса и пустыни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203