ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
след нашего древнего старообрядческого рода. Ведь если без памяти о прошлом нет памяти настоящего, то кому в блужданиях и потемках откроется истина?
ЕЛИЗАРИЙ ЮРЬЕВИЧ ПУПКО
БЕЛЫЕ ГУСИ НА БЕЛОМ СНЕГУ
РОМАН
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Русь никогда не жила без мучеников веры, была ли то вера в бога или спасительную идею свободы и равенства для всех, назвать или счесть пострадавших за веру невозможно, бесконечный ряд теней тянется в сумрачную даль веков, в небытие. Одним народ сочувствовал и сострадал, даже приобщал к лику святых, перед другими терялся, дивясь безрассудству их жертв,— еще недавно человек находился на самой вершине благополучия, богатства и славы и вдруг ни с того ни с сего в бесстрашном порыве ломал привычное течение жизни, проклинал ее неправедность и лживость, мутил себя, других и отрекался от того, во что еще вчера свято верил. «И чего его душеньке не хватало?— вопрошали люди.— Уж, кажись, все имел, о чем другие и мечтать не могут, и вот на тебе — все пустил на ветер...»
В этом неведении были и удивление, и разочарование, и досада, и душевное смятение, и как бы обращенный к кому-то вопрос, может быть, к самому себе, к потревоженной совести, алчущей исповедального ответа. Люди, способные пойти на любые муки за свои верования, обладали завидной тайной, делавшей их недоступными простому пониманию. В будничной жизни высшее счастье чаще всего измерялось достатком, сытостью, роскошью или, наконец, славой. И человек, разом презревший все блага, казался загадочным и непостижимым, незримо притягивал к себе, рождая своим мужеством тихое ликование души, вместе с тем отпугивая бесстрашием, непокорностью державной силе, что грозила вскинуть его на дыбу, виселицу, послать на костер...
Была неразгаданная тайна и в судьбе боярыни Морозовой, ибо непонятен человек, который выходит за пределы мыслимых возможностей нашей бренной плоти.
Федосья Прокопьевна была из худородных, но к поре ее девичества род бояр Соковниных стал уже доста точно славен, и семнадцатилетней красавицей она вышла замуж за именитого, близкого ко двору, немолодого уже боярина Глеба Ивановича Морозова. Глеб Иванович вместе со своим старшим братом Борисом были спальниками царя и дядьками царевичей, и, когда повенчался на государство царевич Алексей Михайлович, Борис быстро пошел в гору, стал подмогой и опорой молодому государе сделался вершителем многих судеб и дел в государстве российском. Царевич Иван Михайлович, которого пестовал Глеб Иванович, рано умер, и младший Морозов неотступно находился при Борисе, грелся в лучах его славы и богатства. После смерти брата Глеб Иванович наследовал его вотчины, но пожить широко, с размахом не успел, скоро сам ушел из жизни, оставив молодую жену и отрока Иванушку владельцами немалых богатств, уступавших разве только полутора десяткам именитых бояр.
Не будь сына, молодая боярыня живо бы постриглась в монастырь. Но Иванушка не дал померкнуть свету в окнах ее дома. На какое-то время печаль сделала ее затворницей, однако жизнь брала свое, молодая вдова отдалась заботам о сыне. Требовали неусыпного хозяйского догляда вотчины, кроме того она должна была бывать при дворе, где числилась в «приезжих боярынях», где к ней благоволила сама царица Марья Ильинична, что почиталось за великую честь и милость. Выезды боярыни Морозовой не уступали по роскоши царским, она любила вихрем промчаться по заснеженной Москве в карете, запряженной двенадцатью лошадьми цугом. Нарядившись в опушенную горностаем шубку, Федосья Прокопьевна белой пухлой ручкой швыряла из расшитой мелким бисером калиты полушки и деньги. Толпа нищих и убогих хватала на лету мелочь, валилась по обе стороны кареты на колени, шарила в снегу. Двенадцать вершников на белых конях надрывались в крике «Гись!.. Гись!», чтобы ненароком не задавить кого на бешеном скаку. Взвизгивали полозья, гремели цепи, крутились за каретой седые смерчи, припорашивая снежной пылью толпу. Сладко сжималось сердце боярыни, и в тело ее, как в прихваченное лютой стужей дерево, струились живительные соки весны, и на время она забывалась. Но душа не насыщалась, даже если сам царь, повстречав ее убранный в серебро возок, снимал шапку и бояре, завидев карету, сгибались в поясном поклоне... Стоило вернуться домой, как ее оглушала тишина, а нежилой дух опустевших без хозяина покоев обручем стискивал голову. Ничто не радовало ее и в подмосковной усадьбе Зюзино, куда она наезжала летом, где в хоромах полы были расписаны на иностранный манер под шахматы, а по двору и в саду, тянувшемся на две десятины, важно и степенно разгуливали павлины и павы... В эти часы уединения боярыня задумывалась о прожитых годах и все строже судила себя укорами совести. Уж не сном ли была ее жизнь с Глебом Ивановичем, сном, от которого она очнулась лишь сейчас, годы спустя, да и очнулась ли настолько, чтобы безбоязненно взглянуть правде в глаза? Неужели она жила в счастливом заточении в своих хоромах, не ведая людской боли и страданий? Прорастали каждую весну травы, нарождалась и отмирала листва, тянулся сплошной, залитый солнцем полдень, пронизанный птичьим щебетом, звучал ласковый голос, по ночам сводивший с ума. Порою доносились до нее глухие стоны, но не наяву, а как бы одетые в чужие слова и жалобы. Неужто тогда она забыла о главных заповедях, о Боге, хотя молилась исправно, не пропуская ни одной службы в соборе, в экстазе отбивая поклоны о вышитую, лежавшую у ног подушечку...
Когда на патриарший престол был зван могучий и властный Никон, она радовалась вместе со всеми, верила, что выбор молодого государя не случайно пал на этого протопопа, ибо проповеди его дышали горячей силой убеждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203
ЕЛИЗАРИЙ ЮРЬЕВИЧ ПУПКО
БЕЛЫЕ ГУСИ НА БЕЛОМ СНЕГУ
РОМАН
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Русь никогда не жила без мучеников веры, была ли то вера в бога или спасительную идею свободы и равенства для всех, назвать или счесть пострадавших за веру невозможно, бесконечный ряд теней тянется в сумрачную даль веков, в небытие. Одним народ сочувствовал и сострадал, даже приобщал к лику святых, перед другими терялся, дивясь безрассудству их жертв,— еще недавно человек находился на самой вершине благополучия, богатства и славы и вдруг ни с того ни с сего в бесстрашном порыве ломал привычное течение жизни, проклинал ее неправедность и лживость, мутил себя, других и отрекался от того, во что еще вчера свято верил. «И чего его душеньке не хватало?— вопрошали люди.— Уж, кажись, все имел, о чем другие и мечтать не могут, и вот на тебе — все пустил на ветер...»
В этом неведении были и удивление, и разочарование, и досада, и душевное смятение, и как бы обращенный к кому-то вопрос, может быть, к самому себе, к потревоженной совести, алчущей исповедального ответа. Люди, способные пойти на любые муки за свои верования, обладали завидной тайной, делавшей их недоступными простому пониманию. В будничной жизни высшее счастье чаще всего измерялось достатком, сытостью, роскошью или, наконец, славой. И человек, разом презревший все блага, казался загадочным и непостижимым, незримо притягивал к себе, рождая своим мужеством тихое ликование души, вместе с тем отпугивая бесстрашием, непокорностью державной силе, что грозила вскинуть его на дыбу, виселицу, послать на костер...
Была неразгаданная тайна и в судьбе боярыни Морозовой, ибо непонятен человек, который выходит за пределы мыслимых возможностей нашей бренной плоти.
Федосья Прокопьевна была из худородных, но к поре ее девичества род бояр Соковниных стал уже доста точно славен, и семнадцатилетней красавицей она вышла замуж за именитого, близкого ко двору, немолодого уже боярина Глеба Ивановича Морозова. Глеб Иванович вместе со своим старшим братом Борисом были спальниками царя и дядьками царевичей, и, когда повенчался на государство царевич Алексей Михайлович, Борис быстро пошел в гору, стал подмогой и опорой молодому государе сделался вершителем многих судеб и дел в государстве российском. Царевич Иван Михайлович, которого пестовал Глеб Иванович, рано умер, и младший Морозов неотступно находился при Борисе, грелся в лучах его славы и богатства. После смерти брата Глеб Иванович наследовал его вотчины, но пожить широко, с размахом не успел, скоро сам ушел из жизни, оставив молодую жену и отрока Иванушку владельцами немалых богатств, уступавших разве только полутора десяткам именитых бояр.
Не будь сына, молодая боярыня живо бы постриглась в монастырь. Но Иванушка не дал померкнуть свету в окнах ее дома. На какое-то время печаль сделала ее затворницей, однако жизнь брала свое, молодая вдова отдалась заботам о сыне. Требовали неусыпного хозяйского догляда вотчины, кроме того она должна была бывать при дворе, где числилась в «приезжих боярынях», где к ней благоволила сама царица Марья Ильинична, что почиталось за великую честь и милость. Выезды боярыни Морозовой не уступали по роскоши царским, она любила вихрем промчаться по заснеженной Москве в карете, запряженной двенадцатью лошадьми цугом. Нарядившись в опушенную горностаем шубку, Федосья Прокопьевна белой пухлой ручкой швыряла из расшитой мелким бисером калиты полушки и деньги. Толпа нищих и убогих хватала на лету мелочь, валилась по обе стороны кареты на колени, шарила в снегу. Двенадцать вершников на белых конях надрывались в крике «Гись!.. Гись!», чтобы ненароком не задавить кого на бешеном скаку. Взвизгивали полозья, гремели цепи, крутились за каретой седые смерчи, припорашивая снежной пылью толпу. Сладко сжималось сердце боярыни, и в тело ее, как в прихваченное лютой стужей дерево, струились живительные соки весны, и на время она забывалась. Но душа не насыщалась, даже если сам царь, повстречав ее убранный в серебро возок, снимал шапку и бояре, завидев карету, сгибались в поясном поклоне... Стоило вернуться домой, как ее оглушала тишина, а нежилой дух опустевших без хозяина покоев обручем стискивал голову. Ничто не радовало ее и в подмосковной усадьбе Зюзино, куда она наезжала летом, где в хоромах полы были расписаны на иностранный манер под шахматы, а по двору и в саду, тянувшемся на две десятины, важно и степенно разгуливали павлины и павы... В эти часы уединения боярыня задумывалась о прожитых годах и все строже судила себя укорами совести. Уж не сном ли была ее жизнь с Глебом Ивановичем, сном, от которого она очнулась лишь сейчас, годы спустя, да и очнулась ли настолько, чтобы безбоязненно взглянуть правде в глаза? Неужели она жила в счастливом заточении в своих хоромах, не ведая людской боли и страданий? Прорастали каждую весну травы, нарождалась и отмирала листва, тянулся сплошной, залитый солнцем полдень, пронизанный птичьим щебетом, звучал ласковый голос, по ночам сводивший с ума. Порою доносились до нее глухие стоны, но не наяву, а как бы одетые в чужие слова и жалобы. Неужто тогда она забыла о главных заповедях, о Боге, хотя молилась исправно, не пропуская ни одной службы в соборе, в экстазе отбивая поклоны о вышитую, лежавшую у ног подушечку...
Когда на патриарший престол был зван могучий и властный Никон, она радовалась вместе со всеми, верила, что выбор молодого государя не случайно пал на этого протопопа, ибо проповеди его дышали горячей силой убеждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203