..
— Тогда хоть сухарика или огурчика...
— Не смею, госпожа... Голову снесут...
— Ну постирай мне рубашонку, сын мой. Час мой близок... Не могу я в грязном исподнем предстать перед Господом...
И тут молодой стрелец не выдержал, принял рубашку, снятую тут же, сунул за пазуху, а после караула тайком сходил на речку, постирал с мылом, высушил на ветках в лесу, а придя снова на караул, в глухую полночь приподнял западню, кинул ту рубашку в ямину, услышав в ответ не то стон, не то всхлип.
Мария Данилова помогла боярыне надеть чистую, пропахшую солнцем рубашку, и с той поры Федосья Прокопьевна впала в забытье. Тело ее становилось все невесомее и воздушнее, и скоро боярыня перестала его чувствовать, как будто оно жило отдельной жизнью от духа.
Смерть пришла как желанный сон — вспыхнул и ослепил широко вдруг разлившийся свет, она побрела по длинному коридору, и тот свет манил ее вперед и вперед, трепетал на ее ресницах, застилал слезою взор, а там, в конце коридора, свет распахнулся во всю поднебесную ширь и глубь, чьи-то руки бережно подхватили, понесли ее, и скоро она уже плыла на мягких волнах, поднимаясь все выше и выше. Она сама уже была как капля, несущая свет, которой суждено будет в свой срок пролиться на землю и напоить влагой хотя бы одну травинку, тянувшуюся к жизни...
Ей не дано было узнать, как, получив весть о ее кончине, затрясся в рыданиях протопоп Аввакум в Пустозерске, как, отойдя от горя, исторг из своей души о «трех исповедницах слово печальное»...
«Звезда утренняя, зело рано воссияющая! Увы, увы, чада моя прелюбезная! Увы, други моя сердечная! Кто подобен вам на сем свете, разве в будущем святии ан- гели! Увы, светы мои, кому уподоблю вас?.. Иссуше трава, и цвет ее отпаде, глагол же господень пребывает во веки... Увы мне, осиротевшему! Оставиша мя чада зверям за снедение!.. Увы, увы, чада моя! Никто же не смеет испросити у никониан безбожных телеса ваша блаженная, бездушна, мертва, уязвлена, поношеньима стреляема, паче же в рогожи обреченна!.. О, чадо пре- славное! Ужаснися небо, и да подвижатся основания земли!.. Соберитеся, рустии сынове, собёритеся девы и матери, рыдайте горце и плачите со мною вкупе другое моих соборным плачем...»
Государь Алексей Михайлович не ведал более глубокой и высокой страсти, чем соколиная охота: упоение, восторг, синь поднебесная, слеза, вышибленная ветром из глаз, безудержный смех и гогот свиты, свист сокольничьих, возбуждающий душу азарт. Но, пожалуй, самым счастливым был тот вожделенный миг, когда с протянутой руки в кожаной перчатке, как выпущенный из пращи, взмывает и вонзается в высь белоперый сокол, живой комок бьющегося сердца, расправляет в вышине крылья, распластывает в полете, высматривая на земле добычу, и камнем летит вниз, чтобы намертво ухватить жертву и терзать ее, развеивая пух и перья, брызгая алой кровью...
В молодые годы, еще до военных походов, государь увлекался охотой на зайцев, выезжал в поле со свитой бояр и князей, одетый в золотистый терлик или чуг, с двумя продолговатыми ножами и кинжалом за поясом, с кистенем за спиною; в руки брал ременный хлыст с медным гвоздем на конце. Окружив рощу, пускали гончих, те выгоняли зайцев, за ними с бешеным криком бросали борзых с пушистыми хвостами, и бывали счастливые дни, когда затравливали до трехсот зверюшек. Но с годами царь охладел к этой охоте, может быть, потому, что терялся в толпе надсадно орущих псарей и дворни, а на соколиной же он находился в самом центре потехи; при нем соколиная охота стала в большой чести, а сокольничий был не только не ниже любого стольника, но и царевым любимцем, особливо если попадался ловкий, удачливый и обладал даром быстро приручать соколов и шибко ценимых белых кречетов. Каждому кречету государь сам давал имя, звучавшее порой дивно и красиво: Гамаюн, Беляй, Ширяй, Алай, Буян, Ардач, Бумар... Соколов ловили сетями в Сибири или на берегах Печоры, доставляли ко дворцу, и тут за них принимались сокольничие, чтобы приручить их и преподать птице науку охоты. Сначала птицам по нескольку дней не давали спать, для чего спутывали их лапки и сажали на кольцо, подвешенное на веревку,— едва кречет задремывал, как сокольничий тряс кольцо, птица рвалась на привязи, но не могла взлететь, и скоро она как бы впадала в беспамятство, привыкала к неволе, забывала, для чего рождена. Кречеты ценились по окраске, однако и бурый, и пестрый,
и серый, и красноватый уступали первенство кипенно- белому, потому что белого кречета легче научить брать добычу на лету, без зова возвращаться на руку хозяина и покачиваться на перчатке. Такую птицу не зазорно было поднести в подарок заморскому гостю, хоть тому же персидскому шаху, обожавшему ловчих птиц; добрый кречет шел по цене не ниже тысячи счетных рублей...
Самым отрадным полем охоты для царя было село Коломенское с его новым дворцом и богатой усадьбой. Там было просторно и вольготно, водилось много мелкого зверья и птицы, чтобы стравливать кречетов с коршунами,— что называлось, делать ставки,— и любоваться открытой и красивой битвой птиц — они то сходились, то расходились в небесной высоте, затем сшибались в смертельной схватке до победы, о чем государь собственноручно заносил в особую книгу... Коломенское окружали широкие луговые поймы с некошеными по пояс травами, ветер гнал зеленые волны, атласно стелил их под ноги; среди холмов и голубых озер в густых камышах хорошо дышалось, и охота всегда удавалась на славу...
Однако эта любимая охота со временем перестала радовать, наскучила и принадоела. Но скорее всего, на нее не стало хватать сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203