ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
перед мутным взором начинали мельтешить темные хлопья, будто черный снег, не оседая, плавал в воздухе. Но небо было чистым и голубым, непостижимо безбрежным, и глаза, привыкнув к свету, омывшись слезой, уже не зрели летучих черных снежинок. Открылся заново и слух, и Аввакум услышал, как звенела поблизости капель, щебетали залетевшие на сруб воробьи.
Еще могутный и кряжистый, он держался на ногах крепче соузников, вел их, неуклонно приближаясь к белому срубу; следом, в некотором отдалении, брели капитан, воевода и стрелецкий десятник.
«Наконец-то сподобил Господь,— вышептывая про себя молитву, в радостном упоении шептал Аввакум.— Наступил и мой черед... Как хорошо, что братия мои во Христе виснут на мне. Я им опора и поводырь, без меня им бы тяжко дотащиться до смертного ложа; шагнуть в огонь нелегко, даже ведая, что принимаешь мученический венец и входишь во врата рая...»
Вчера вечером, перед сном, засветив огарок, Аввакум молился истово, до пота, и никогда еще так не ликовала его душа в предчувствии нынешнего счастливого дня, когда он войдет чистым в огненную купель. Из глаз его катились слезы восторга и умиления, когда он думал о братьях, что вопрошали его, как спастись от Антихриста, и он повелевал им идти в огонь, потому что лишь так придет очищение и после испытания наступит истинное блаженство и покой. По его слову люди сжигались целыми деревнями и скитами, и он радовался, что стольких сделал святыми, но даже не помышлял о том, что, посылая верующих на самосожжение, убивал их, принимая великий грех на душу, а потому мысль его текла покойно и чуть торжественно, и с каждым шагом он приближался к тому, о чем мечтал годы...
Он остановился, задержал дыхание. Дьяк Федор и поп Лазарь будто обмякли на его плечах, Аввакум дождался, когда доковыляет инок Епифаний. До сруба оставалось несколько шагов, и Аввакум разволновался, что они не могут войти в огонь, не омывши перед смертью тело.
— Опускайтеся, братия, на колени... Помою я вас снежком чистым, негоже нам предстать перед престолом Господа, не умыв хотя бы лика своего...
Трое соузников послушно опустились на снег, раздавшийся под их телами, и Аввакум по очереди умыл каждому лицо, и шею, и культи, зачерпывая ладонью пушистые комья снега; хлопья снега таяли, потекли по щекам и подбородкам мутными от земляной пыли, что осела на лица в ямах, потом они становились все белее, и скоро чистая кожа скрипела под ладонями Аввакума.
— Мы обожжение получившие, сподобимся весели- тися,— тихо прошептал Аввакум.— Тогда изменит Господь сие небо и землю, и будет небо ново и земля нова... Еже есть рай, будет вся земля та...
Увидев, что они перед смертью умываются снегом, застыли на тропе те, кто шел следом: и столичный гость, и воевода, и стрелецкий десятник. Когда осужденные поднялись с колен, Аввакум умылся сам, припадая лицом к пухлому и чуть пригретому солнцем снегу, и они тронулись дальше.
Перед срубом Аввакум снова придержал братию. В узкую щель в двери он увидел застывшие на свежих бревнах янтарные капли смолы, внутри за щелью вороха золотистой соломы. Распрямив онемевшую спину, он поймал взгляды соузников, полные смертной тоски, и обернулся к толпе, вдруг притихшей за оградой.
— Братия мои, не бойтесь пещи сей... Дерзайте, плюйте на нее... До пещи, може, и будет страх, а когда войдешь в нее, то и забудешь все...
Он оторвался от соузников, шагнул навстречу замершей толпе, пролагая новую тропу, и крикнул с неукротимой яростью:
— Вот тако креститесь, православные!.. Не предавайте Исуса Христа! Гоните прочь сатану и Антихриста!.. А кто забудет про нашу веру, тому анафема!
Его уже тряс за плечи злой до одури Лешуков, харкал в глаза, бил кулаком по губам, но Аввакум не унимался, пока навалившийся сверху стрелецкий десятник не зажал ему ручищей рот, не толкнул к срубу.
Капитан развернул свернутый в трубку государев указ и стал крикливо читать, но тут, как чудо, из сгрудившейся за тыном толпы выпорхнули четыре белых голубя и, трепеща крыльями, закружили над толпой, над срубом, поднимаясь ввысь, пластаясь над снежным полем и острогом и вновь возвращаясь к срубу и совершая над ним плавные круги. В толпу кинулись стражники, но она сомкнулась, как темная вода, поглотила дерзких людей, что решились в эту минуту выпустить голубей, и стрельцы, пошныряв по толпе, стали за тыном, чтобы никого не подпустить близко к срубу.
Разбитые, окровавленные губы Аввакума дрогнули в блаженной улыбке. Кто решился, рискуя жизнью, выпустить голубей? Меланьи уже не было в живых, какая иная духовная дочь взяла на себя ее бремя?..
— То ангелов небесных прилет за нами... Господь послал по наши души...— словно у алтаря возгласил Аввакум.— Не слушайте холуя царского с указом, идем в пещь...
Лешуков опять заорал, но Аввакум протиснул в дыру сруба соузников, залез сам и оказался чуть не по пояс в рыхлой лучистой соломе. Нашарив в кармане четыре огарка, припасенных им давно на смертный случай, сунул в культи каждого по огарочку и не поразился тому, что братья его по мукам смотрят на него как на святого.
— Раб Божий, не откажи в последней просьбе,— сказал Аввакум стрелецкому десятнику.— Засвети наши свечи, дай вознести молитву отходную...
— Поджигай солому!— кричал за стеной Лешуков.
— Дак помолиться хотят,— робко ответил стрелецкий и, не дожидаясь разрешения капитана, высек кресалом огонь и зачалил каждую свечку.
— Спасибо, добрая душа... То зачтется тебе Богом... Мы будем молиться, а ты вяжи нас потихоньку, как велено.
Пораженный его спокойствием, стрелецкий внял и этой просьбе, наскоро привязал узников к врытым по углам столбам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203
Еще могутный и кряжистый, он держался на ногах крепче соузников, вел их, неуклонно приближаясь к белому срубу; следом, в некотором отдалении, брели капитан, воевода и стрелецкий десятник.
«Наконец-то сподобил Господь,— вышептывая про себя молитву, в радостном упоении шептал Аввакум.— Наступил и мой черед... Как хорошо, что братия мои во Христе виснут на мне. Я им опора и поводырь, без меня им бы тяжко дотащиться до смертного ложа; шагнуть в огонь нелегко, даже ведая, что принимаешь мученический венец и входишь во врата рая...»
Вчера вечером, перед сном, засветив огарок, Аввакум молился истово, до пота, и никогда еще так не ликовала его душа в предчувствии нынешнего счастливого дня, когда он войдет чистым в огненную купель. Из глаз его катились слезы восторга и умиления, когда он думал о братьях, что вопрошали его, как спастись от Антихриста, и он повелевал им идти в огонь, потому что лишь так придет очищение и после испытания наступит истинное блаженство и покой. По его слову люди сжигались целыми деревнями и скитами, и он радовался, что стольких сделал святыми, но даже не помышлял о том, что, посылая верующих на самосожжение, убивал их, принимая великий грех на душу, а потому мысль его текла покойно и чуть торжественно, и с каждым шагом он приближался к тому, о чем мечтал годы...
Он остановился, задержал дыхание. Дьяк Федор и поп Лазарь будто обмякли на его плечах, Аввакум дождался, когда доковыляет инок Епифаний. До сруба оставалось несколько шагов, и Аввакум разволновался, что они не могут войти в огонь, не омывши перед смертью тело.
— Опускайтеся, братия, на колени... Помою я вас снежком чистым, негоже нам предстать перед престолом Господа, не умыв хотя бы лика своего...
Трое соузников послушно опустились на снег, раздавшийся под их телами, и Аввакум по очереди умыл каждому лицо, и шею, и культи, зачерпывая ладонью пушистые комья снега; хлопья снега таяли, потекли по щекам и подбородкам мутными от земляной пыли, что осела на лица в ямах, потом они становились все белее, и скоро чистая кожа скрипела под ладонями Аввакума.
— Мы обожжение получившие, сподобимся весели- тися,— тихо прошептал Аввакум.— Тогда изменит Господь сие небо и землю, и будет небо ново и земля нова... Еже есть рай, будет вся земля та...
Увидев, что они перед смертью умываются снегом, застыли на тропе те, кто шел следом: и столичный гость, и воевода, и стрелецкий десятник. Когда осужденные поднялись с колен, Аввакум умылся сам, припадая лицом к пухлому и чуть пригретому солнцем снегу, и они тронулись дальше.
Перед срубом Аввакум снова придержал братию. В узкую щель в двери он увидел застывшие на свежих бревнах янтарные капли смолы, внутри за щелью вороха золотистой соломы. Распрямив онемевшую спину, он поймал взгляды соузников, полные смертной тоски, и обернулся к толпе, вдруг притихшей за оградой.
— Братия мои, не бойтесь пещи сей... Дерзайте, плюйте на нее... До пещи, може, и будет страх, а когда войдешь в нее, то и забудешь все...
Он оторвался от соузников, шагнул навстречу замершей толпе, пролагая новую тропу, и крикнул с неукротимой яростью:
— Вот тако креститесь, православные!.. Не предавайте Исуса Христа! Гоните прочь сатану и Антихриста!.. А кто забудет про нашу веру, тому анафема!
Его уже тряс за плечи злой до одури Лешуков, харкал в глаза, бил кулаком по губам, но Аввакум не унимался, пока навалившийся сверху стрелецкий десятник не зажал ему ручищей рот, не толкнул к срубу.
Капитан развернул свернутый в трубку государев указ и стал крикливо читать, но тут, как чудо, из сгрудившейся за тыном толпы выпорхнули четыре белых голубя и, трепеща крыльями, закружили над толпой, над срубом, поднимаясь ввысь, пластаясь над снежным полем и острогом и вновь возвращаясь к срубу и совершая над ним плавные круги. В толпу кинулись стражники, но она сомкнулась, как темная вода, поглотила дерзких людей, что решились в эту минуту выпустить голубей, и стрельцы, пошныряв по толпе, стали за тыном, чтобы никого не подпустить близко к срубу.
Разбитые, окровавленные губы Аввакума дрогнули в блаженной улыбке. Кто решился, рискуя жизнью, выпустить голубей? Меланьи уже не было в живых, какая иная духовная дочь взяла на себя ее бремя?..
— То ангелов небесных прилет за нами... Господь послал по наши души...— словно у алтаря возгласил Аввакум.— Не слушайте холуя царского с указом, идем в пещь...
Лешуков опять заорал, но Аввакум протиснул в дыру сруба соузников, залез сам и оказался чуть не по пояс в рыхлой лучистой соломе. Нашарив в кармане четыре огарка, припасенных им давно на смертный случай, сунул в культи каждого по огарочку и не поразился тому, что братья его по мукам смотрят на него как на святого.
— Раб Божий, не откажи в последней просьбе,— сказал Аввакум стрелецкому десятнику.— Засвети наши свечи, дай вознести молитву отходную...
— Поджигай солому!— кричал за стеной Лешуков.
— Дак помолиться хотят,— робко ответил стрелецкий и, не дожидаясь разрешения капитана, высек кресалом огонь и зачалил каждую свечку.
— Спасибо, добрая душа... То зачтется тебе Богом... Мы будем молиться, а ты вяжи нас потихоньку, как велено.
Пораженный его спокойствием, стрелецкий внял и этой просьбе, наскоро привязал узников к врытым по углам столбам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203