— Ты добился, чтобы я принял монашеский чин, но от того обозлился еще пуще, и я почувствовал, что ты хочешь моей смерти... Князь Долгорукий известил, что сумел уломать тебя и усмирить твой гнев... «Я снял тебя с плахи!»— вот его слова... И я понял — мне в России не быть живым. Если бы я помедлил, ты извел бы меня — подослал бы убийц или отравил. Чужая жизнь для тебя — жизнь мухи, не более...
— Замолчи, собака!—не выдержав, закричал Петр.— Я не раскаиваюсь, что предаю тебя смерти...
— Покаяние тебе недоступно.
Алексей, шатаясь, поднялся и встал против отца, как бы бросая ему последний бессильный вызов.
— Не зря народ нарек тебя «сыном погибели» и «Людомором».
— На дыбу его!.. На дыбу! — вне себя кричал Петр, пока не появились два дюжих мужика, не схватили Алексея и не поволокли в застенок. Он видел, как ноги сына оторвались от пола и повисли, как их повязали и сунули для тяги бревно между ними, слышал, как Алексей обморочно вскрикнул, когда, хрустнув, вывернулись суставы. И тогда он рванулся в застенок, надсадно заорал, выкатывая белки глаз:
— Говори, змей!.. Говори, кто еще подбивал на измену!.. Кто жаждет моей гибели?..
— Зверь ненасытный!.. Упырь!.. Анафема тебе! — хрипел Алексей.
Он замычал, на губах проступила, пузырясь, кровавая пена, и Петр, потеряв власть над собой, сорвал со стены плеть и стал хлестать его поперек спины, бил до тех пор, пока голова Алексея, дернувшись, не поникла на грудь, а тело не свелось последней судорогой.
— Охлонись, государь... Он уже мертв... Охло- нись...— Из мглы застенка появился граф Толстой, ухватил Петра за руку.
И теперь, распятый на дыбе своей хвори, он пытался вызвать хотя бы призрак сына, потому что с запоздалым раскаянием понимал, что измывался над мертвым телом потому, что сомневался в своей правоте.
В то утро он выплыл из тяжкого забытья и увидел сидящего рядом в кресле графа Толстого. Казалось, граф только что пришел из того самого застенка, где он добивал своего сына, и понадобилось время, чтобы догадаться, что пытки эти были давно и о них нужно было забыть...
Увидев, что государь открыл глаза и узнал его, Толстой пугливо оглянулся по сторонам и, качнувшись к кровати, горестно признался:
— День и ночь молюсь о вашем здравии, ваше величество,— в голос графа просочилась слезная дрожь.— Не дай Бог случись что с вами, государь, все пойдет прахом... Перегрызутся злыдни и без ума почнут все рушить... О себе я уж не печалюсь, меня тут же изведут или упекут в таежную глушь на сиротское умирание. Я свое пожил, был счастлив, служа вашему великому делу, но корень свой все ж жалко, ему тоже не дадут продолжения...
Он вытащил из кармана белоснежный платок, развернул его и стал промокать щеки, по которым не переставая катились слезы...
Петр насупился, глядя на единственного человека, которому верил последние годы, и на лбу его проступила холодная испарина. Он всмотрелся в измятое посеревшее лицо графа, отметил, что букли его плохо расчесаны, и в это мгновение на него вдруг впервые дохнуло промозглой сыростью могилы. Не жалобы графа потрясли его, а вот эти нежданные слезы. Значит, он и на самом деле плох, раз его оплакивает мастер розыска и пыточных дел. Он не мог и подумать, что граф способен плакать,— за всю жизнь не видел, чтобы Толстой выказал такую слабость.
— Негоже, Петр Андреевич, давать волю чувствам,— проговорил Петр.— Зачем показывать свою немощь тем, кто ждет нашего смертного часа?
— Простите, ваше величество...— пробормотал Толстой и поднялся, откланиваясь, боясь своим присутствием растревожить царя.
Визит графа, его потерянность, невольный страх человека, который сам на кого угодно мог нагнать гибельный ужас, подействовали на Петра удручающе. И не потому ли, едва Толстой исчез за дверью, снова навалились мучительно терзавшие приступы боли. Сто
ило им утихнуть, как он окунулся в глубокий сон, поплыл по черной ненастной Неве; греб, налегая на весла, с опаской поглядывал на перехлестывающие через борта волны. Лодка была уже полна воды и вот-вот могла пойти ко дну. Вокруг стоял душный, сплошной туман, и он не ведал, в какую сторону править, чтобы добраться до спасительной суши... С тихим стоном он открыл глаза и увидел себя в постели. За окном стоял светлый день и медлительно падали на землю мохнатые снежинки. Еще два-три погожих дня, и он подымется, чтобы выйти из этих стен на волю, и тогда все пойдет как прежде... Нет, нет, с прежним покончено, он не станет больше совершать необдуманных поступков! Что за чудачество, что за мальчишество, спасая нескольких солдат, губить целую державу! Но пуще всего он не допустит опутать себя ложью, как бы она ни была искусна. Пусть те, кто ждет расплаты, не надеются, что он встанет после болезни таким же неразборчивым, вспыльчивым, неразумно милостивым и щедрым, раздаривающим царедворцам и вельможам целые вотчины... Теперь уж никто не собьет его с намеченного пути, а путь тот он прозревает далеко...
В спальне повисала тишина, слышно было только, как дребезжит стеклина под напором налетавшего ветра. К ногам его вдруг прихлынуло тепло, и этот покой, и тишина, и даже звон стеклины рождали тихую надежду, что он переборет хворь, выберется из лихой напасти.
В блаженной истоме прикрыв глаза, он не слышал, как вошла Екатерина, и почувствовал ее присутствие лишь тогда, когда она опустилась на колени возле кровати и задышала часто и прерывисто.
— Прости, Питер,— донеслось до него сквозь всхлипы.— Ты сильный и великий человек, а я слабая и низкая женщина, не достойная царской твоей милости... Русские бабы говорят — бес попутал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203