Какой ты муж? Пустоболт, и только! И он в обиду не взял, понял, что бабка не зря говорит. Он же видел, что всем в семье и обновки покупали, и серьги дарили, а я ходила в ношеном и переношенном. И вот как-то Лога на мельнице, когда был большой завоз,— Аввакум Сидорович с тремя двоюродными братьями держали мельницу на паях —украл полкуля муки, продал на стороне, а деньги отдал бабке Арине. Она купила мне материала на за- пан, на юбку и стануху... Аввакум Сидорович дознался про ту кражу, пошумел, но наказывать Логу не стал. Мы же тогда все вместе робили, а своих денег не имели, все старики держали при себе... Тебя Лога любил, всегда нес тебя сам на руках, когда мы в гости к кому ходили...»
Я рос болезненным и хилым ребенком, восьмилетняя тетя Паша таскала меня, как кулек, через плечо и все норовила улизнуть и поиграть с соседскими ребятишками. А тут ей навязали нянчить меня, ведь не бросишь, не оставишь без призора, вот она и бродила то по двору, то по огороду, то по гумну и забрела как-то в сарай, где неслись куры и где сидела на яйцах парунья. Паша
зачем-то шуганула эту парунью с места, и та взлетела, закричала дурным голосом, и я так перепугался, что со мной сделался «родимчик»,— я заревел, закатился, как от удушья, упал с рук Паши. Выбежала из избы мать, хлопотавшая у печи, побелела от страха, схватила меня на руки, а я уж будто неживой. Кое-как отходили меня, но с того дня напали на меня худоба и понос. Привели знахарку, и та сказала, что такая болезнь называется «собачьей старостью» и ее нужно долго лечить. Лечили меня и заговорной водой, и травами, затем испекли огромный калач, поместили его в воротах, ведших на задний двор, между слегами, и протащили меня через этот калач, а разломанные куски его бросали наотмашь собаке. Потом парили в бане и, заведя туда черную собаку, поливали меня над ней теплой водой, чтобы собака вся стала мокрая, затем велели малолетней тете Паше идти под окно и громко, нараспев, как нищей, просить милостыньку: «Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй нас. Сотворите милостыньку!» И вместо куска хлеба ей протягивали через окно меня, завернутого в пеленки. Исполнили и последний наказ знахарки — повезли меня в лес, расщепили пополам молодую осинку и протянули меня сквозь узкую щель между двумя половинками так, чтобы, выбив клинышек, прищемить в ней и оставить истлевать на осинке мою рубашку... Но пошел я на поправку лишь после того, как отец настоял на том, чтобы Елену на время освободили от работы в поле, мать теперь оставалась со мной, кормила меня грудью, купала в травяных настоях, и хворь постепенно начала отступать...
Однако впереди меня ждали новые беды и несчастья, хотя, по правде говоря, я в том младенческом возрасте еще не понимал, что это за беды, тем более что дети не всегда умеют жалеть, сострадать, даже о перенесенной боли и то забывают легко. За них переживают родные и близкие, и в моей памяти лишь остались случайные отпечатки прошедших невзгод. Оторвался от меня и ушел из избы отец, но я не тосковал, да и вряд ли помнил о нем, если бы опять-таки не мать. Она то принималась тихо плакать, гладя меня по голове, то вдруг неистово ласкала меня, словно прощалась навеки. Так было и в тот день, когда мне уже перевалило за третий год и в нашу избу явился обросший густой бородой солдат в серой шинели и поведал, что отца моего вряд ли можно ожидать домой. Его, видно, убили в том
бою, о котором рассказывал солдат, когда всех подняли в атаку и они встали и побежали по низкорослой, еще не созревшей ржи. Солдат видел, как впереди него Лога взмахнул руками и упал лицом вниз. Солдат побежал дальше, а из леса стучал пулемет и косил людей вместе с рожью. Солдата миновала шальная пуля, он прыгнул в какую-то яму, и тут бой стал стихать. И солдат бросил винтовку и скрылся в лесу, потому что не хотел больше ни в кого стрелять. Почти полгода добирался до родного села. Потом приходили новые солдаты, раненые или бежавшие дезертиры, по их рассказам выходило, что они где-то видели отца, но теряли из виду, считали его то погибшим в разведке, то утонувшим. И всякий раз мать ревела в голос, ставила в часовне свечку на помин души, но по-прежнему верила, что отец вернется. Немало огорчений приносил матери и я, потому что со мной приключалось разное, порою страшноватое. Я рос непоседливым, прытким и вертким мальчишкой, до всего мне было дело, всюду я совал свой нос, сгорал от любопытства, многое хотел перенять от сверстников, не желая ни в чем отставать от них. Как многие дети в моем возрасте, был и тщеславен, любил, когда взрослые обращали на меня особое внимание, и тогда я старался изо всех сил заслужить их похвалу и восхищение... Как-то один из дядьев привез мне из города в подарок зеленые туфли, у нас их называли «баретки», и, когда все садились за стол, я, быстро поев, натягивал баретки и начинал лихо отплясывать посредине избы, подхлестываемый хлопками и смехом. Однажды я забрался на подоконник, свободный от горшков с цветами, и стал отбивать там дробный перестук. Кто-то из взрослых подыгрывал мне губами: «Тира-ти- ра-ти-ра-ра!»— затем в руках дяди Саввы пискнула гармонь, я зачастил быстрее, но вдруг поскользнулся, упал с подоконника на стоявшую рядом прялку и, свалив ее, ударился лбом об угол обитого жестью сундука. Мать бросилась ко мне, подхватила на руки, через ее плечо, заливая сарафан, на спину ударила струя крови. Дядя Савва, прославленный красный командир партизанского отряда, тоже кинулся ко мне, что-то пошептал на белый клочок бумаги, прилепил его к ране, как уверяли меня потом, и кровь, бившая струей, сразу перестала течь... Как говорили, он делал это не впервые, за ним давно признавалось это колдовское умение «заговаривать» кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203