Кровавая гульба не утихла и на третий день — кого предавали смерти сразу, иного тащили в пыточную, жгли каленым железом, поднимали за волосы, сдирая кожу с головы, и все это в хмельном угаре, в неистовой жестокости. Отсекая голову боярину, задирали толпу злорадным окриком: «Любо ли?»— и народ, с ужасом взиравший на казни, со страху отвечал: «Любо!»
Царица Наталья Кирилловна боролась за жизнь брата Ивана Нарышкина, обвиненного в том, что он примерял на свою голову царскую корону и был в сговоре с доктором Гаденом, а значит, покушался и на
жизнь государя Федора. Все было злой хулой и напраслиной, но стрельцы не отступали и требовали выдачи изменника. Царевна Софья, радуясь тому, что тает род Нарышкиных и это приближает ее к власти, дерзко заявила царице: «Брату твоему не отбыть от стрельцов! Не погибать же нам всем за него?» И Иван понял, что он обречен, выказав при этом удивительное мужество — молча простился с сестрой, сделал низкий поклон всем и вышел на крыльцо, держа перед собой икону. Икону тут же вырвали у него и, сбив с ног, поволокли в Константиновский застенок в надежде, что он на пытке сознается в винах и назовет сообщников. Его жгли, хлестали, но Иван не проронил на дыбе ни единого слова. Стрельцы волоком протащили его на Красную площадь и рассекли на мелкие части...
Лешуков жил эти дни точно в затмении разума, однако во дворец не лез, выказывая лишь показную злобу, подзуживая на месть других, а когда проливалась кровь, убирался в тень, чтобы не брызнула на него даже капля. Он старался крутиться около стрельцов, чтобы не заподозрили его в потачке или трусости, угождал другим, бегал за вином, нес караулы за охочих до смертного зрелища. Когда стрельцы хлестали вино ковшами, он и тут хитрил, наливая и не напиваясь, чтобы сохранить трезвую голову... Как-то само собой его прибило к полку Цыклера, и случай тот оказался удачливым. Цыклер чаще других полковников наведывался в полк, не давал в обиду своих стрельцов, им перепадали денежные и питейные дары от Софьи, да и сам полковник, судя по всему, не терял головы, был расчетлив и тверд. Давая волю стрельцам, он умудрялся как-то держать их в руках, и они без куража исполняли его приказания.
Однажды Лешуков попался ему на глаза, и Цыклер, остановив на нем пытливый взгляд, поинтересовался, кто он таков. Лешуков отвечал без утайки — ездил по государеву приказу в Пустозерск, исполнил, что было велено, а теперь пристал к его полку, чтобы не быть овечкой, отбившейся от стада. Цыклер сказал, что пусть остается в полку, а если понадобится для доброго дела, он непременно вспомнит о нем и позовет, и добавил с усмешкой: «В крови-то не сильно марайся, а то потом бывает трудно ее отмыть». После той встречи Лешуков еще пуще осторожничал, не выпячивался, когда сажали на трон обоих царевичей — старшего, нембщного, почти больного, Ивана и шустрого остроглазого Петра; первому корона наползала на лоб, и он даже не поправлял ее, а второй держался не по-детски серьезно, оглядывая всех, кто приближался, чтобы приложиться к его руке. Руку протягивал играючи, был непоседлив и ерзал на троне. Успенский собор, где по обычаю короновали всех московских царей, был озарен тысячами свечей, гудел торжественно и празднично. Лешуков и здесь прятался в задних рядах. А когда его пожелали выставить выборным от полка, чтобы идти во дворец просить Ивана первым, он отказался от такой чести — пусть-де идет, кто постарше будет, подостой- нее. Даже в день, когда ставили регентшей Софью и, казалось, нечего было опасаться, потому что царевна становилась полновластной правительницей, Лешуков счел за благо остаться в тени. Как и всякий стрелец, он получил десять рублей, гулял во дворце со своим полком, был и на Красной площади, когда в знак победы стрельцов над ненавистниками царского рода, в оправдание невинно пролитой ими крови поставили столб, решив утвердить заслуги стрельцов навечно.
Похмелье наступило раньше, чем ожидал Лешуков. Царевна Софья, вырвавшись из душного, похожего на монастырь, царского терема, где все царевны жили в вечном заточении, теперь, захватив с помощью стрельцов власть, могла править, как хотела,— по полной своей воле, любить, повелевать казнить и миловать.
Когда развеялся дым пожарищ, когда были захоронены порубленные в омуте бояре, отмыта кровь на площадях и в застенках, совестливые старообрядцы из стрельцов почувствовали себя обманутыми — кровушки пролили немало, народишку извели предостаточно, а жизнь как текла, так и течет по-прежнему. На их призыв о старой вере никто не отозвался, стрелецкая власть стала шаткой и призрачной, несмотря на вкопанный столб, а все слова челобитной, все жалобы развеяны, пущены на ветер...
И вот снова начали вспыхивать и разгораться угольки злобы, люди вспоминали про недавнюю казнь Аввакума и его соузников в Пустозерске, молились за святую боярыню Морозову, за всех, замученных в земляных ямах, сожженных в срубах. Столица опять замутилась глухим ропотом, народишко в нее валил со всех сторон — из волоколамских пустынь, и с Керженца, и с Поморья — нищие облепляли паперти, точно Москве грозил голод и мор, люди собирались по посадским подворьям, потайно и открыто, и многих опаляло бесстрашие и желание идти на любые жертвы во имя святой веры.
Выборные стрельцы, посадские ревнители и приставшие невесть откуда неистовые старцы, собравшись кучно, поначалу пробились к Хованскому. Москва полнилась слухом, что отважный князь, помогавший Софье утвердиться, тожё клонился к старой вере, был предан дедовским обычаям. Хованский принял их милостиво и повел к патриарху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203