Казалось, она вот-вот вскинет вверх загорелые руки со звенящими на них браслетами и озорно и вызывающе крикнет: «Давай погадаю, красавица! Дай ручку!» Она пристроилась на скамейке рядом с тетей Мотей, почуяв в ней родственную душу, приняла полный стакан водки и подняла его, разглядывая на свету.
— Будем живы, будем милы, людям черт не угодит! С гостями вас!— И, разом, почти одним дыханием вытянув водку до дна, хохотнула.— Я не корова, мне и ведра хватит!
— Ты, Капа, закусывай не рукавом, а салом,— посоветовала тетя Паша,— тогда весь день веселая будешь!
— А меня щекотать не надо, я и так по дурости заливаюсь с утра до вечера!— встряхивая кудряшками, отвечала Капа.— Давай-ка, Михайловна, зачинай, твой голос похлеще баса на все село гудит...
Пелагея Михайловна тоже выпила рюмку, подцепила вилкой грибок, прожевала, затем окинула всех гостей взглядом, и от ее мощного голоса я вздрогнул:
Зачем же ты топчешь ногами Безвинную душу мою...
И тут же взмыли другие голоса, подчиняясь покоряющей силе запева:
Так будь же ты проклят богами, Злодей, за измену свою...
Голос Пелагеи Михайловны, рокочуще-мягкий, не просто выделялся, а как бы растворял все остальные голоса в своей мощи, в низкой басовой густоте.
Одна песня сменяла другую, в них звучала то удаль, то любовное томление и тоска неразделенного чувства, то надрывный крик каторжанина, попавшего за тюремную решетку.
Зачем я встретился с тобою, Зачем я полюбил тебя. А мне назначено судьбою Идти в сибирские края... Ты будешь, сволочь, веселиться И позабудешь про меня, А я в тюрьме буду томиться, Все буду помнить про тебя. Придет цирюльник с острой бритвой, Обреет правый мой висок. Иметь я буду вид ужасный От головы до самых ног...
После ухода секретаря и председателя все вроде бы почувствовали себя повольготнее, не взвешивали слова, как прежде, и, вслушиваясь в хмельную разноголосицу, я обмирал от случайно оброненного слова, незадачливой шутки, а порою просто заходился в тихом восторге, так отрадны, свежи, необычны бывали эти брошенные вскользь фразы.
— Говорят — нет настроения работать! А какое может быть тут настроение? Это в клуб пойти надо иметь настроение или, скажем, в гости...
— Мы, сватья, встаем рано, иные еще с постели поднимаются, а мы уж три раза накалились и остыть успели...
— У меня, наверное, гипноз в организме имеется... Как начну говорить, все засыпают... Ей-богу, не вру!
— Да ладно тебе, сватья, на себя наговаривать! Ты иной раз так отольешь, что ни огнем не выпалить, ни ковшом не вычерпать...
— Я почто перестал в кино ходить?— пробился сквозь гомон голос дяди Маркела.— Пошел однова, а там кажут, как моряки дерутся. Один стрелил из ружья, да мимо, и не видит, что другой бандит его уже на мушку взял и сейчас скосит... Я и не вытерпел, заорал, обернись, мол, паря, мать твою так, а то тебе конец! Кругом регочут, на смех меня подняли, а мне не до смеха, ноги дрожат, до того я перепужался за того матроса... И решил так — ноги моей в кине больше не будет...
— А меня, так в это кино калачом не заманишь.. Фулюганют парни, девок по углам тискают, те визжат, срамотища! И мне в Загане не в климат жить! Все чудится, что в чужой стороне живу, в свое село тянет...
— Я тоже, как меня в Заган выдали, места себе не находила,— тихо прожурчал голос Евфалии Назарьевны.— Чего бы вроде привередничать — село как село, но все чего-то не хватает... У нас, в Хонхолое, как поднимешься в гору, на перешеек, да оглянешься назад, так душа ровно с места трогается... Вся падь перед тобой, и самой будто лететь хочется, до того радостно... А тут место ровное, все как на ладони, и душе некуда подняться...
— Это я в девках когда ходила, дура была набитая!— встряхивая кудряшками, смеялась Капа.— Губы полынью натирала, чтоб парни не лезли целоваться. Горько, думала, станет, отлипнут, боялась забрюхатеть от тех поцелуев... А теперь-то я знаю — без мужика жизнь пресная, как хлеб без соли, надо было в охотку войти, чтоб понять, зачем петух курицу топчет!
— И все ж срамница ты, Капка!— строго сказал дядя Маркел и кивнул на раскрытый блокнот моей жены, куда она торопливо все записывала.— Вот угодишь
в книгу родственника и прославишься на весь белый свет!
— Так я ему за это в ножки поклонюсь!— похохатывала Капа и лукаво подмигивала мне.— У меня вся душа нараспашку, правда, Логгинович? А что правда, то не грех!..
— Верно, Капа, верно,— искренне соглашался я.— Мне по нраву твои присказки!
— Эх, жалко музыки нету,— Капа выпрямилась и огляделась,— а то бы я чечетку отбила.
— Валяй, я тебе на ложках подыграю,— сказал долго молчавший Андрон и, взяв деревянные ложки, начал отбивать на колене трескучий четкий ритм.
Капа выскочила из-за стола, очутившись на крохотном пятачке горенки, уперев одну руку в бок, а в другой держа на отлете цветной платок, стала дробно притоптывать, звонко выкрикивая:
А какой-то психопатик Обозвал меня свиньей... Бабы думали — свинина, Стали в очередь за мной...
Тетя Мотя не вытерпела, рассыпала в ответ дробь каблучков, выпевая свою частушку:
Полюбила лейтенанта, А потом политрука, А потом все выше, выше И дошла до питуха...
Звякала посуда на столе, подзадоривая, посвистывал Софрон, от глухого перестука гудел пол, одна частушка наплывала на другую, и мне самому уже хотелось выбежать из-за стола и пуститься в пляс. Но что-то мешало мне чувствовать себя до такой степени свободным, как эти семейские женщины, отдававшиеся танцу с полным самозабвением, но я и так был счастлив, восхищенно следя за мелькавшими лицами, вбирая в душу и праздничный звон и перелив голосов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203