— Чичас, липучка если!» Он бросался к веявшей жаром плите, из чугунка опрокидывал на железный горячий лист янтарно-тягучую жидкость. Она начинала медленно растекаться по краям, но китаец не давал ей сползти с листа, ловко возвращая лопаточкой обратно, заворачивая как тесто, пока посредине листа не легла большая темноватая лепешка; тогда, плеснув на нее чем-то пахучим из зеленого флакона, продавец сворачивал лепешку в рулет, который постепенно принимал желто-сливочный цвет. Дав немного остыть, китаец хватался руками за оба конца рулета и растягивал его на полный разворот рук, как гармошку, пока в воздухе не начинала колыхаться, масленисто поблескивая, огромная пахучая липучка. Но ей еще было далеко до спелости, потому что китаец, вдруг размахнувшись, бил себя по потной спине этим упругим рулетом, спина его, смуглая, с выпирающими бугорками позвонков, сверкала, как, лаковая. Вернув рулет со спины, китаец бросал один его конец в другую руку, делал петлю и, смяв ее, снова хлестал себя по спине. При этом он как бы крякал от удовольствия, издавая кашляющий звук, похожий на «гхе!», и повторял все эти движения, точно истязая себя. Мы стояли, полуоткрыв рты от восхищения, никто из нас не испытывал ни малейшего чувства брезгливости от того, что китаец хлещет себя липучкой по мокрой от струек пота спине. Она становилась гибкой и толстой плетью, потом белела, делалась кремово-светлой. Тогда он бросал рулет на холодный лист железа, смазанный маслом,
точными и быстрыми рывками отсекал от рулета продолговатые пузатые подушечки.
— Бери! Бери!— радостно кричал он.— Скусный липучка еси!..
Мы, разжав кулаки, отдавали китайцу свои медяки и прямо с листа хватали пахучие пузырчатые подушечки, которые, как раскаленные угольки, приходилось сначала перебрасывать из руки в руку, а уж потом отправлять в рот. Медовый и ароматный ком вяз в зубах, гнал тягучую слюну. Чтобы испытать истинное наслаждение, нужно было липучку жевать как можно быстрее.
Мы попали на Сабах к началу богатого осеннего лова, когда идут косяки крупной семги. Обычно рыба начинала ловиться где-то в июне, и путииа открывалась ловом горбуши, затем шла в невода летняя кета, а теперь бились в их прочных ячейках большие рыбины, чуть ли не в метр длиной. Мы с ребятней целыми днями вертелись около причалов, смотрели, как, сверкая ножами, работают женщины, стоявшие по пояс в скользких завалах рыбы. Когда надоедало, мы бродили в ближнем лесу, собирая голубику или жимолость, осенью карабкались по склонам сопок и собирали бруснику, иногда отправлялись в горы вместе с матерью и тетей Иришей, приносили домой целые ведра ярко- красных или темно-бордовых, с сизоватым отливом ягод, которые ссыпали в большие из-под рыбы бочки, мочили на зиму...
В эти набеги на сопки, когда я беспечно бродил по студеным ключам, подстерегла меня новая беда. У меня неожиданно свело судорогой ногу, ту самую, которую когда-то сломала кобылица, лягнув в бедро. Я криком кричал от боли, потерял сон. Врача и фельдшера на промысле не было, и мать попросилась на шедшую порожняком баржу, чтобы отвезти меня в Николаевск, в больницу. Баржу тянул небольшой катер на буксире, мы с мамой скрылись на дне гигантского трюма, где мама устроила мне постель из одежонки. Но, на несчастье, не успели мы отплыть от промысла, как начался сильный шторм, трюм баржи загудел от яростного удара волн, они били в борта, точно железными кувалдами, наверху носился, выл и стонал ветер, баржа сотрясалась от грохота, и мы глохли от звона, словно попали внутрь немыслимых размеров колокола; нас бросало от борта к борту вместе с одежонкой, мы кричали от страха, отчаяния и боли, уже не надеясь спастись.
Я не слышал даже голоса матери, она прижимала меня к груди, падала, и нас снова куда-то кидало в тяжкий мрак и железный грохот. Мы не поверили, когда вдруг после целой ночи урагана наступила тишина. Шторм стихал, баржа гудела ровно, и теперь мы чувствовали себя уже не в колоколе, а внутри бочки, которую волокли по неровной, чуть зыбкой дороге... В больницу меня не взяли, там не лечили такие болезни, и мать металась по городу в поисках частного врача и отыскала наконец народную лекарку, которая взялась поставить меня на ноги. Она приготовила какую-то смесь из разных трав и масел, и мать обкладывала ногу пропитанными этой жидкостью компрессами. Через несколько дней боли меня отпустили и я стал поправляться. Может быть, с той поры родилось во мне уважение к народной медицине; ведь, не повстречай мы в ту пору травницу, я на всю жизнь мог бы остаться калекой...
Осенний лов на Сабахе кончился, промысел опустел, тетя Ириша перебралась с семьей в Николаевск, они сняли где-то в Китайской слободке жилье, собираясь весной рыть на берегу Амура собственную землянку, а мы с отчимом поплыли в низовья Амура, в село Больше Михайловское, куда он подрядился работать счетоводом в кооперативную контору... Но спокойной жизнью мы прожили недолго. Однажды отчим прибежал домой, кинулся к подоконнику, где стоял разлапистый колючий столетник, стал ломать его зеленые мясистые листья, запихивать их в рот и жевать. Сок от алоэ тек у него по подбородку, капал на пиджак, но он, не замечая, продолжал с гримасой горечи рвать стебли. У него, как оказалось, пошла горлом кровь, и он надеялся с помощью столетника остановить ее. Но это ему мало помогло, он лег на кровать, вытянулся, бледный, весь в мелкой испарине, попросил потеплее накрыть его разными одеялами и шубой сверху. Через день или два последним пароходом, шедшим из Хабаровска в Николаевск, мать увезла его в больницу...
Она вернулась санным путем, когда Амур уже оделся в ледяной панцирь и село завалило сугробами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203