ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Неужто нет у него иной участи, как нести это бремя, потому что его несли до него все цари? Разве можно быть справедливым для всех и всем дать по равному куску, разделить, как Христос, малые хлебы и всех на
кормить досыта? Нет, что подвластно Сыну человеческому, то не по плечу смертному... Он не обманывал ни себя, ни других, когда слил воедино «Богово» и «кесарево», и не потому, что хотел возвыситься над иереями, отнять у них власть,— он просто не верил, что можно молитвой, увещеванием или иным вразумлением поднять народ, заставить его делать то, о чем вещало время. Свершить что-либо можно было лишь взявши кнут в руки, и, погоняя подданных, против их воли и желания, посылать их на шведов и турок, велеть им вбивать сваи в эти гиблые болота, воздвигая великий город. Разве не силой в старину отбросили навсегда татарву? Не силой ли московские князья сбивали уделы в кучу, крепя тем державу? Не силой ли одолели кичливого и коварного Карла, закрывшего России выход к заморским странам? Но, чтобы разогнать тьму дикости и невежества, мало было и силы, потребен был страх, люди не должны вырываться из узды покорности, знать меру всему, даже собственной жизни, которая принадлежала не им самим, а только ему, государю, знавшему, как распорядиться всеми жизнями для общей пользы.
Конечно, расстрига замутил его душу, и, чтобы почувствовать себя правым, мало отрубить ему голову или навести ужас на тысячи таких же непокорных; не все они, натерпевшись всякого лиха, боялись смерти, иные принимали ее, как избавление от житейских тягот. Среди сброда попадались и похожие на нынешнего раскольщика — стоило угодить на пытку, как они становились во много крат отчаяннее и бесстрашнее, и это грозило державе уже большой бедой.
Пока тянулась изнурительная, истощавшая силы и запасы война со шведами, Петр старался не вызывать ненужную злобу у расколыциков, облагая их, как и прежде, двойным окладом, прижимал штрафами; иным давал поблажку, вроде памятной Выговской обители, людной и сплоченной своими духовными вожаками,— им он разрешал молиться по-своему, но отрабатывать эту милость на Олонецких меднорудных заводах: войне в ту пору не видно было конца и нужно было лить пушки и ядра.
После виктории над шведами можно бы передохнуть, исполнить некоторые замыслы, но долго радоваться не пришлось — убежал из России царевич. Это было столь нежданно и вероломно, ненависть к изменившему его делам и отечеству сыну была безмерна, она захлестнула Петра мертвой петлей, душила, не отпуская. Поначалу он мнил, что то был явный заговор, а не одно бесчестье и позор, что гнездо, свитое его недругами, таилось где-то поблизости, рядом, нужно только напасть на его след и вызнать все до конца. Он кинулся искать нити хитросплетений в Суздальский монастырь, куда была сослана бывшая его жена Евдокия, тем более что понесся слух, что Алексей писал матери и посылал ей деньги,— значит, не оторвал от сердца, не забыл детскую привязанность. А уж если быть заговору, то его нельзя было представить без Лопухиных, давно отодвинутых от двора. Но в монастыре были обнаружены срам и низость — открылось вдруг, что Евдокия жила на отшибе не по монашеским обетам, не затворницей, как ей было указано, а вольной и бесстыдной жизнью, будучи восемь лет влюбленной без памяти в посланного в Суздаль для рекрутской повинности майора Глебова. Свои амурные письма бывшая царица диктовала монахине, та отсылала их майору, который, судя по дознанию, отвечал Евдокии непритворным чувством. Для блуда они запирались в келью, и о том ведал весь монастырь.
Петру точно плюнули в лицо, так он был взбешен. Однако, несмотря на самый изощренный розыск, заговора не обнаружилось, и это еще больше подогрело ярость царя. Любовники поспешно признались в своих чувствах, но для Петра их любовь могла быть только лишь похотью. Как они смели называть свою потайную связь каким-то чувством, если это чувство недоступно даже ему, государю, познавшему столько женщин, что им давно потерян счет. Женщины покорно, а порою и трепетно подчинялись его бурным вспышкам страсти, но он не считал это любовью, просто, по его разумению, люди придумали красивую ложь, чтобы принарядить в возвышенные слова нестерпимое будничное желание, похожее на неутоленный голод...
«А как же Анна Монс?»— как эхо отозвалось где-то внутри, и он представил близко ее нежное розовое лицо, глаза, полные таинственного блеска, почувствовал, будто во сне, теплое прикосновение ее припухлых губ, всегда волновавших его, услышал беспечный и воркующий смех, от которого когда-то сильнее билось сердце. Потом она точно отодвинулась, но не дальше, чем на длину руки, чтобы он мог обнять ее за талию и повести
в танце. Когда он скользил с нею по паркету, казалось, рядом с ним билась и порхала диковинная птица, залетевшая в зал прямо из сказки, она как бы парила на воздушных крыльях, потому что изящные ножки Анны Монс в серебристых туфельках почти не касались вощеного пола, а летали над ним, и от ее дыхания у него угарно и сладко туманилась голова...
Сейчас трудно было уже поверить, что была в его жизни эта пора — безрассудно-хмельная села, потому что все отзывалось полузабытой печалью, да и сама Анна будто пригрезилась, ведь ее давно не было на свете. В те годы он набирал силы; у него завелись друзья в Немецкой слободе, появился жизнерадостный, гораздый на выдумки швейцарец Франц Лефорт. Петр, чтобы не чувствовать себя белой вороной, потащил за собой в слободу и Алексашку Меншикова, и тех, кто был поближе. В Немецкой слободе все было на иноземный манер: и домики, окруженные палисадниками с цветами, белыми занавесями на окнах, желтые, отливающие тусклым блеском полы, и красивая мебель, и свечи в золоченых канделябрах, и услаждающая слух музыка, танцы по вечерам, учиться которым он никогда бы не решился, если бы не притянула его взгляд хрупкая, по-девичьи гибкая Анна Монс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203
кормить досыта? Нет, что подвластно Сыну человеческому, то не по плечу смертному... Он не обманывал ни себя, ни других, когда слил воедино «Богово» и «кесарево», и не потому, что хотел возвыситься над иереями, отнять у них власть,— он просто не верил, что можно молитвой, увещеванием или иным вразумлением поднять народ, заставить его делать то, о чем вещало время. Свершить что-либо можно было лишь взявши кнут в руки, и, погоняя подданных, против их воли и желания, посылать их на шведов и турок, велеть им вбивать сваи в эти гиблые болота, воздвигая великий город. Разве не силой в старину отбросили навсегда татарву? Не силой ли московские князья сбивали уделы в кучу, крепя тем державу? Не силой ли одолели кичливого и коварного Карла, закрывшего России выход к заморским странам? Но, чтобы разогнать тьму дикости и невежества, мало было и силы, потребен был страх, люди не должны вырываться из узды покорности, знать меру всему, даже собственной жизни, которая принадлежала не им самим, а только ему, государю, знавшему, как распорядиться всеми жизнями для общей пользы.
Конечно, расстрига замутил его душу, и, чтобы почувствовать себя правым, мало отрубить ему голову или навести ужас на тысячи таких же непокорных; не все они, натерпевшись всякого лиха, боялись смерти, иные принимали ее, как избавление от житейских тягот. Среди сброда попадались и похожие на нынешнего раскольщика — стоило угодить на пытку, как они становились во много крат отчаяннее и бесстрашнее, и это грозило державе уже большой бедой.
Пока тянулась изнурительная, истощавшая силы и запасы война со шведами, Петр старался не вызывать ненужную злобу у расколыциков, облагая их, как и прежде, двойным окладом, прижимал штрафами; иным давал поблажку, вроде памятной Выговской обители, людной и сплоченной своими духовными вожаками,— им он разрешал молиться по-своему, но отрабатывать эту милость на Олонецких меднорудных заводах: войне в ту пору не видно было конца и нужно было лить пушки и ядра.
После виктории над шведами можно бы передохнуть, исполнить некоторые замыслы, но долго радоваться не пришлось — убежал из России царевич. Это было столь нежданно и вероломно, ненависть к изменившему его делам и отечеству сыну была безмерна, она захлестнула Петра мертвой петлей, душила, не отпуская. Поначалу он мнил, что то был явный заговор, а не одно бесчестье и позор, что гнездо, свитое его недругами, таилось где-то поблизости, рядом, нужно только напасть на его след и вызнать все до конца. Он кинулся искать нити хитросплетений в Суздальский монастырь, куда была сослана бывшая его жена Евдокия, тем более что понесся слух, что Алексей писал матери и посылал ей деньги,— значит, не оторвал от сердца, не забыл детскую привязанность. А уж если быть заговору, то его нельзя было представить без Лопухиных, давно отодвинутых от двора. Но в монастыре были обнаружены срам и низость — открылось вдруг, что Евдокия жила на отшибе не по монашеским обетам, не затворницей, как ей было указано, а вольной и бесстыдной жизнью, будучи восемь лет влюбленной без памяти в посланного в Суздаль для рекрутской повинности майора Глебова. Свои амурные письма бывшая царица диктовала монахине, та отсылала их майору, который, судя по дознанию, отвечал Евдокии непритворным чувством. Для блуда они запирались в келью, и о том ведал весь монастырь.
Петру точно плюнули в лицо, так он был взбешен. Однако, несмотря на самый изощренный розыск, заговора не обнаружилось, и это еще больше подогрело ярость царя. Любовники поспешно признались в своих чувствах, но для Петра их любовь могла быть только лишь похотью. Как они смели называть свою потайную связь каким-то чувством, если это чувство недоступно даже ему, государю, познавшему столько женщин, что им давно потерян счет. Женщины покорно, а порою и трепетно подчинялись его бурным вспышкам страсти, но он не считал это любовью, просто, по его разумению, люди придумали красивую ложь, чтобы принарядить в возвышенные слова нестерпимое будничное желание, похожее на неутоленный голод...
«А как же Анна Монс?»— как эхо отозвалось где-то внутри, и он представил близко ее нежное розовое лицо, глаза, полные таинственного блеска, почувствовал, будто во сне, теплое прикосновение ее припухлых губ, всегда волновавших его, услышал беспечный и воркующий смех, от которого когда-то сильнее билось сердце. Потом она точно отодвинулась, но не дальше, чем на длину руки, чтобы он мог обнять ее за талию и повести
в танце. Когда он скользил с нею по паркету, казалось, рядом с ним билась и порхала диковинная птица, залетевшая в зал прямо из сказки, она как бы парила на воздушных крыльях, потому что изящные ножки Анны Монс в серебристых туфельках почти не касались вощеного пола, а летали над ним, и от ее дыхания у него угарно и сладко туманилась голова...
Сейчас трудно было уже поверить, что была в его жизни эта пора — безрассудно-хмельная села, потому что все отзывалось полузабытой печалью, да и сама Анна будто пригрезилась, ведь ее давно не было на свете. В те годы он набирал силы; у него завелись друзья в Немецкой слободе, появился жизнерадостный, гораздый на выдумки швейцарец Франц Лефорт. Петр, чтобы не чувствовать себя белой вороной, потащил за собой в слободу и Алексашку Меншикова, и тех, кто был поближе. В Немецкой слободе все было на иноземный манер: и домики, окруженные палисадниками с цветами, белыми занавесями на окнах, желтые, отливающие тусклым блеском полы, и красивая мебель, и свечи в золоченых канделябрах, и услаждающая слух музыка, танцы по вечерам, учиться которым он никогда бы не решился, если бы не притянула его взгляд хрупкая, по-девичьи гибкая Анна Монс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203