ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
и Лешуков и жена —люди старого закала — с болью гадали, чем кончится душевная смута, к чему придет Русь, напяливавшая не для нее сшитую обновку...
После Нарвской конфузии, разбитый королем Карлом XII, государь, боясь быть плененным, оставил войска и тут же начал готовиться к новой битве, набирать тысячи новых рекрутов. Повелел также снимать колокола с церквей и переплавлять их в пушки. Это было уже пострашнее стрижки бород...
И снова началось шатание в народе. Как в былые годы, люди бросали избы и скудные наделы, бежали в леса, в горы, за пределы родной земли; словно ожидая конца света, в разных краях державы вновь вспыхнули костры гарей. Ромодановский все дальше и глубже забрасывал сети сыска, ловил и беглых, и раскольщиков. В его сети угодили книгописец Гришка Талицкий, решившийся однажды доказать, что Петр — Антихрист. Сочинив тетрадки о «Пришествии в мир Антихриста» и «О летах от создания мира до скончания века», читая их разным людям и почти у всех встречая сочувствие, он призывал не платить податей и не признавать самого государя. Слава Гришки росла, и он решил напечатать эти сочинения, «бросить в народ безденежно». Купив две грушевые доски, он уговорил искусного мастера распопа Гришку Иванова вырезать те сочинения на досках. Осуществить задуманное не удалось — певчий дьяк Федор Казанец, узнав, что они тайно «режут кресты», сиречь слова, сделал донос. Талицкого схватили, и на дыбе он открыл, с кем знался, кому читал свои тетрадки, кому продавал, и тогда потянули на розыск тамбовского архиерея Игнатия, иконника Ивашку Савина, мещанской слободы церкви Андриана и Наталии пономаря Артамошку Иванова, боярина князя Ивана Ивановича Хованского; церкви входа в Иерусалим, в Китае, у Троицы на рву попа Андрея и попадью Степаниду, кадашевца Феоктиста Константинова, племянника Талицкого — Мишку Талицкого, садовника Федотку Милюкова, с Пресни церкви Иоана Богослова распопа Гришку Иванова, хлебного двора подключника Пашку Иванова, печатного дела батырщика Митьку Кирилова и многих других, чья вина состояла лишь в том, что они слушали книгописца, одни — веря, другие — ужасаясь страшному пророчеству.
Когда один из подьячих вышептал Лешукову на ухо имена последних жертв, он пошел в церковь, поставил свечу за их невинные души и помолился... Талицкого вместе с его другом иконником Ивашкой Савиным приговорили к смертной казни копчением на медленном огне, и книгописец тут же, не выдержав, покаялся, отрекся от своих сочинений. За ним покаялся и Савин. Их увели в подземельную камеру, и с того дня они будто канули в воду. Лишь месяц спустя старый знакомец доверительно рассказал Лешукову, что их увезли скрытно ночью, то ли живых, то ли придушенных, и, должно быть, закопали на пустыре или сожгли на Болоте вместе с ворами.
Слух о том розыске прокатился по Москве и аукнулся далеко за ее пределами. Уже десятки и сотни выловленных ромодановской сетью выкрикивали на дыбе или на огне, что про Антихриста они слышали от беглых монахов или странников, что священники вычитывали в молитвословии, будто Антихрист родится от блуда, от жены скверной и девицы мнимой, от колена Данова. Так вроде все и сходилось: Даново племя — это царское племя, и Петр ведь родился не от первой жены, а от второй, и, стало быть, от блуда, потому что только первая жена законная; значит — в государстве русском царствует Антихрист.
Лешуков совсем лишился сна и покоя, запутавшись в противоречивости своих действий и мыслей. Последней гирькой, павшей на весы жизни и смерти, стала поездка в Новгород, куда за изветчиком, сказавшим «слово и дело государево», послал его Ромодановский. Лешуков обрадовался поручению, надеясь на передышку перед тем, как сделать окончательный выбор.
Он неторопливо ехал по пустынной дороге, лениво постегивал лошадь и нагнал сухонького старца, стучащего батожком по земле. Старец, наверное, и не попросился бы на подводу, если бы Лешуков не позвал:
— Садись, отец... Устал, чай?
Он натянул вожжи, придерживая лошадь, а старец, в холщовых портах и холщовой застиранной длинной рубахе, лыковых лаптешках, вскинул на него ясные, отдающие родниковой голубизной глаза и просиял улыбкой.
— Спасибо, мил человек... Мне, по правде, все едино — ехать ли, идти ли... Торопиться некуда, Божий свет велик, весь не обойдешь...
Живо, совсем не по-стариковски, он оторвался от земли, примостился на край телеги, освободив плечи от тощего мешка за спиной.
— Куда путь держишь, Божий человек?— полюбопытствовал Лешуков.
— Сам-то я из Заонежья буду, из лесов, а иду проведать брата... Помирать, видно, собрался, раз наказал прийти. Помоложе он меня...
— А тебе сколь годов, отец?
— Ране я их считал, да со счету сбился,— улыбнулся старец.— Православным людям к чему их считать?.. Надо будет — Господь призовет... Это еретики метят числами людей, Антихристову печать ставят.
— И у кого ж та печать?
— Как у кого?— старец задержал на Лешукове пытливый взгляд, щуря белесые ресницы.— Известно у кого — у Антихриста, что на нашей земле народился...
Старец видел, что везет его человек служилый, в мундире, но это нисколько его не пугало, он открыто говорил о том, о чем все помалкивали, и Лешуков замялся, но любопытство взяло верх над осторожностью.
— И кто же тот Антихрист, отец?
— Тот, кто велел старые книги жечь, постов не соблюдать, бороды стричь!— на едином дыхании выпалил старец и сердито уколол Лешукова острым, как шильце, взглядом.— Кто опутал весь люд податями, развел блуд и тешит себя иноземным зельем. Сказывали, он головой запрометывает и новой запинается?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203
После Нарвской конфузии, разбитый королем Карлом XII, государь, боясь быть плененным, оставил войска и тут же начал готовиться к новой битве, набирать тысячи новых рекрутов. Повелел также снимать колокола с церквей и переплавлять их в пушки. Это было уже пострашнее стрижки бород...
И снова началось шатание в народе. Как в былые годы, люди бросали избы и скудные наделы, бежали в леса, в горы, за пределы родной земли; словно ожидая конца света, в разных краях державы вновь вспыхнули костры гарей. Ромодановский все дальше и глубже забрасывал сети сыска, ловил и беглых, и раскольщиков. В его сети угодили книгописец Гришка Талицкий, решившийся однажды доказать, что Петр — Антихрист. Сочинив тетрадки о «Пришествии в мир Антихриста» и «О летах от создания мира до скончания века», читая их разным людям и почти у всех встречая сочувствие, он призывал не платить податей и не признавать самого государя. Слава Гришки росла, и он решил напечатать эти сочинения, «бросить в народ безденежно». Купив две грушевые доски, он уговорил искусного мастера распопа Гришку Иванова вырезать те сочинения на досках. Осуществить задуманное не удалось — певчий дьяк Федор Казанец, узнав, что они тайно «режут кресты», сиречь слова, сделал донос. Талицкого схватили, и на дыбе он открыл, с кем знался, кому читал свои тетрадки, кому продавал, и тогда потянули на розыск тамбовского архиерея Игнатия, иконника Ивашку Савина, мещанской слободы церкви Андриана и Наталии пономаря Артамошку Иванова, боярина князя Ивана Ивановича Хованского; церкви входа в Иерусалим, в Китае, у Троицы на рву попа Андрея и попадью Степаниду, кадашевца Феоктиста Константинова, племянника Талицкого — Мишку Талицкого, садовника Федотку Милюкова, с Пресни церкви Иоана Богослова распопа Гришку Иванова, хлебного двора подключника Пашку Иванова, печатного дела батырщика Митьку Кирилова и многих других, чья вина состояла лишь в том, что они слушали книгописца, одни — веря, другие — ужасаясь страшному пророчеству.
Когда один из подьячих вышептал Лешукову на ухо имена последних жертв, он пошел в церковь, поставил свечу за их невинные души и помолился... Талицкого вместе с его другом иконником Ивашкой Савиным приговорили к смертной казни копчением на медленном огне, и книгописец тут же, не выдержав, покаялся, отрекся от своих сочинений. За ним покаялся и Савин. Их увели в подземельную камеру, и с того дня они будто канули в воду. Лишь месяц спустя старый знакомец доверительно рассказал Лешукову, что их увезли скрытно ночью, то ли живых, то ли придушенных, и, должно быть, закопали на пустыре или сожгли на Болоте вместе с ворами.
Слух о том розыске прокатился по Москве и аукнулся далеко за ее пределами. Уже десятки и сотни выловленных ромодановской сетью выкрикивали на дыбе или на огне, что про Антихриста они слышали от беглых монахов или странников, что священники вычитывали в молитвословии, будто Антихрист родится от блуда, от жены скверной и девицы мнимой, от колена Данова. Так вроде все и сходилось: Даново племя — это царское племя, и Петр ведь родился не от первой жены, а от второй, и, стало быть, от блуда, потому что только первая жена законная; значит — в государстве русском царствует Антихрист.
Лешуков совсем лишился сна и покоя, запутавшись в противоречивости своих действий и мыслей. Последней гирькой, павшей на весы жизни и смерти, стала поездка в Новгород, куда за изветчиком, сказавшим «слово и дело государево», послал его Ромодановский. Лешуков обрадовался поручению, надеясь на передышку перед тем, как сделать окончательный выбор.
Он неторопливо ехал по пустынной дороге, лениво постегивал лошадь и нагнал сухонького старца, стучащего батожком по земле. Старец, наверное, и не попросился бы на подводу, если бы Лешуков не позвал:
— Садись, отец... Устал, чай?
Он натянул вожжи, придерживая лошадь, а старец, в холщовых портах и холщовой застиранной длинной рубахе, лыковых лаптешках, вскинул на него ясные, отдающие родниковой голубизной глаза и просиял улыбкой.
— Спасибо, мил человек... Мне, по правде, все едино — ехать ли, идти ли... Торопиться некуда, Божий свет велик, весь не обойдешь...
Живо, совсем не по-стариковски, он оторвался от земли, примостился на край телеги, освободив плечи от тощего мешка за спиной.
— Куда путь держишь, Божий человек?— полюбопытствовал Лешуков.
— Сам-то я из Заонежья буду, из лесов, а иду проведать брата... Помирать, видно, собрался, раз наказал прийти. Помоложе он меня...
— А тебе сколь годов, отец?
— Ране я их считал, да со счету сбился,— улыбнулся старец.— Православным людям к чему их считать?.. Надо будет — Господь призовет... Это еретики метят числами людей, Антихристову печать ставят.
— И у кого ж та печать?
— Как у кого?— старец задержал на Лешукове пытливый взгляд, щуря белесые ресницы.— Известно у кого — у Антихриста, что на нашей земле народился...
Старец видел, что везет его человек служилый, в мундире, но это нисколько его не пугало, он открыто говорил о том, о чем все помалкивали, и Лешуков замялся, но любопытство взяло верх над осторожностью.
— И кто же тот Антихрист, отец?
— Тот, кто велел старые книги жечь, постов не соблюдать, бороды стричь!— на едином дыхании выпалил старец и сердито уколол Лешукова острым, как шильце, взглядом.— Кто опутал весь люд податями, развел блуд и тешит себя иноземным зельем. Сказывали, он головой запрометывает и новой запинается?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203