ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
на всех подоконниках пышно цвели в горшках цветы.
Скрипнула дверь, и в горенку тихо вошла жена.
— Вставай, засоня! — насмешливо сказала она.— Скоро гости начнут приходить, а тебя стесняются тревожить...
Я стал торопливо одеваться, и с этой минуты началась в доме суета, дверь почти не закрывалась: то дядя Марк ел с грохотом вывалил беремя дров, то тетя бежала в сени и в амбар за припасами, то растапливала печь; трещало на шестке на сковородке сало, тетя Паша дробно выстукивала по доске, кроша сваренные вкрутую яйца, звякала посуда, тоненько посвистывал самовар, пахло оладьями, пирогами, молотой черемухой...
Не дожидаясь, когда меня попросят, я начал раздвигать в горенке стол, расставлять стулья и табуретки, раскладывать около, тарелок ножи и вилки.
— Сразу видать нашу мальцевскую породу,— заглянув в горенку, похвалила тетя.— Мы без дела сроду не сидели, и все в наших руках горело!
Шура, помогавшая тете, уже стала украшать стол, когда загудели басовитые голоса во дворе и заскребли подошвы сапог о врытую у крыльца железную скобу. То пришли Маркеловы братья — Андрон и Софрон — с женами. Я стал переходить из одних объятий в другие, по-русски троекратно целоваться, во власти каких- то обязательных слов и жестов, от которых не имел права уклоняться. Этот добрый ритуал помог нам сразу разрушить невидимую стенку отчуждения...
По случаю встречи братья нарядились в новые рубахи и добротные пиджаки, до блеска надраили сапоги. От них веяло густым духом парикмахерской.
За братьями по-женски смущенно и робко переминались их жены. Жене Софрона на вид было не больше сорока, так молодило ее зеленое, как трава, платье и цветастый платок цвета зари. Постукивая тупоносыми туфлями на низком каблучке, она сунула мне дощечкой сухую руку, зыркнула по моему лицу, как бы стараясь приметить в нем что-то особенное, потом ушла на кухню помогать тете Паше. Жене Андрона, Евфалии Назарьевне, подкатывало верно уже под седьмой десяток, но держалась она статно, с непостижимым достоинством. Она оделась в темно-вишневый, с мелкими цветочками семейский сарафан, повязалась по-старушечьи атласным платком с разводами. Став лицом к божнице, она перекрестилась двумя перстами молитвенно сосредоточенно, затем подошла ко мне, властно и нежно обняла, поцеловала троекратно: «С приездом вас!»— и лишь после этого подняла на меня удивительные, строгие, как на иконе, жгуче черные глаза. Я замер от восхищения: эта старая женщина была красива, но обладала чем-то неуловимо большим, чем ее внешняя, чудом сохранившаяся красота: в каждом ее движении таились дарованные от рождения женственность и обаяние. Мимолетного ее взгляда, доверчиво распахнутого вашей душе, было достаточно, чтобы появилось желание исповедно довериться ей. Она ни о чем не спрашивала ни меня, ни жену и сама отвечала тихо, скорее шепотно, словно боялась потревожить близко спящего человека, и, пока я вслушивался в ее голос, журчавший родниково ясно и чисто, мне становилось так славно, так покойно, точно я в чем-то менялся в эти минуты, становился добрее, внимательнее ко всему, что меня окружало. Как семечную шелуху, сдуло суетность и никчемное беспокойство, ушла даже тревога о тете Матрене, которая могла внезапно появиться и вновь рассориться с сестрой. Какое счастье, что на свете ходят где-то близко по земле вот такие женщины и могут посмотреть на тебя с такой вот безмерной, ничего не требующей добротой и участием. Во взгляде этой старой женщины, в голосе, в скользящей улыбке, вдруг освещавшей лицо, было что-то от самой матери природы, от тайны нашего появления на свет
и ухода из жизни, а случайность нашего рождения вдруг обретала свое оправдание и смысл...
Разом явились секретарь райкома и председатель здешнего колхоза. Нежданно-негаданно прибыли и незваные гости — родственники Софрона, сестра его жены с сыном и невесткой. Они приехали из Новой Бряни, не застали дома и сами отправились к тете Паше. Сын и невестка держались незаметно и скромно, они походили на городских людей по манере поведения и по одежде — сын был в добротном темном костюме при галстуке, невестка в хорошего покроя светлом платье, с перекинутым через руку шуршащим синим плащом. Но сама Лукерья Ларионовна словно сбежала из музея старинных семейских нарядов: яркий цветистый сарафан с кружевным фартуком-запаном, расшитым по низу шелковыми разноцветными лентами, высокая, как корона, кичка, украшенная по краям мелким бисером и сизоватым птичьим перышком, и крупные янтарные мониста на шее. В мочках ее ушей покачивались стрелявшие искорками бирюзовые серьги. Что-то было в ней от моей бабушки Ульяны, какой я запомнил ее в лето двадцать девятого года: такая же дородность, то же круглое загорелое лицо с улыбчивыми ямочками на щеках и родные, неотцветающие с годами голубые глаза.
Тетя Паша носилась из кухни в горенку, возникала на пороге сеней, встречая прибывающих, рассаживая, находила каждому место, справлялась, удобно ли дорогому гостю, и, похоже, эта суета, гонявшая ее и заставлявшая все время быть на ногах, не утомляла ее, а взбадривала и молодила, и могло показаться, что сегодня нет счастливее человека на свете, чем она. Нет, она не только радовалась всем, кто пришел в ее дом, а гордилась, что очутилась в центре такого праздничного интереса, искала для каждого свое слово, выпевала его с воркующей нежностью:
— Проходи, проходи, сватьюшка!.. Милости просим!.. Ох, какая ты нынче бравенькая, Лукерья! А ребята-то, ребята! И когда успели под потолок вымахать, чем ты их поливаешь, ежели не секрет? И где это твой сын такую кралю отыскал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203
Скрипнула дверь, и в горенку тихо вошла жена.
— Вставай, засоня! — насмешливо сказала она.— Скоро гости начнут приходить, а тебя стесняются тревожить...
Я стал торопливо одеваться, и с этой минуты началась в доме суета, дверь почти не закрывалась: то дядя Марк ел с грохотом вывалил беремя дров, то тетя бежала в сени и в амбар за припасами, то растапливала печь; трещало на шестке на сковородке сало, тетя Паша дробно выстукивала по доске, кроша сваренные вкрутую яйца, звякала посуда, тоненько посвистывал самовар, пахло оладьями, пирогами, молотой черемухой...
Не дожидаясь, когда меня попросят, я начал раздвигать в горенке стол, расставлять стулья и табуретки, раскладывать около, тарелок ножи и вилки.
— Сразу видать нашу мальцевскую породу,— заглянув в горенку, похвалила тетя.— Мы без дела сроду не сидели, и все в наших руках горело!
Шура, помогавшая тете, уже стала украшать стол, когда загудели басовитые голоса во дворе и заскребли подошвы сапог о врытую у крыльца железную скобу. То пришли Маркеловы братья — Андрон и Софрон — с женами. Я стал переходить из одних объятий в другие, по-русски троекратно целоваться, во власти каких- то обязательных слов и жестов, от которых не имел права уклоняться. Этот добрый ритуал помог нам сразу разрушить невидимую стенку отчуждения...
По случаю встречи братья нарядились в новые рубахи и добротные пиджаки, до блеска надраили сапоги. От них веяло густым духом парикмахерской.
За братьями по-женски смущенно и робко переминались их жены. Жене Софрона на вид было не больше сорока, так молодило ее зеленое, как трава, платье и цветастый платок цвета зари. Постукивая тупоносыми туфлями на низком каблучке, она сунула мне дощечкой сухую руку, зыркнула по моему лицу, как бы стараясь приметить в нем что-то особенное, потом ушла на кухню помогать тете Паше. Жене Андрона, Евфалии Назарьевне, подкатывало верно уже под седьмой десяток, но держалась она статно, с непостижимым достоинством. Она оделась в темно-вишневый, с мелкими цветочками семейский сарафан, повязалась по-старушечьи атласным платком с разводами. Став лицом к божнице, она перекрестилась двумя перстами молитвенно сосредоточенно, затем подошла ко мне, властно и нежно обняла, поцеловала троекратно: «С приездом вас!»— и лишь после этого подняла на меня удивительные, строгие, как на иконе, жгуче черные глаза. Я замер от восхищения: эта старая женщина была красива, но обладала чем-то неуловимо большим, чем ее внешняя, чудом сохранившаяся красота: в каждом ее движении таились дарованные от рождения женственность и обаяние. Мимолетного ее взгляда, доверчиво распахнутого вашей душе, было достаточно, чтобы появилось желание исповедно довериться ей. Она ни о чем не спрашивала ни меня, ни жену и сама отвечала тихо, скорее шепотно, словно боялась потревожить близко спящего человека, и, пока я вслушивался в ее голос, журчавший родниково ясно и чисто, мне становилось так славно, так покойно, точно я в чем-то менялся в эти минуты, становился добрее, внимательнее ко всему, что меня окружало. Как семечную шелуху, сдуло суетность и никчемное беспокойство, ушла даже тревога о тете Матрене, которая могла внезапно появиться и вновь рассориться с сестрой. Какое счастье, что на свете ходят где-то близко по земле вот такие женщины и могут посмотреть на тебя с такой вот безмерной, ничего не требующей добротой и участием. Во взгляде этой старой женщины, в голосе, в скользящей улыбке, вдруг освещавшей лицо, было что-то от самой матери природы, от тайны нашего появления на свет
и ухода из жизни, а случайность нашего рождения вдруг обретала свое оправдание и смысл...
Разом явились секретарь райкома и председатель здешнего колхоза. Нежданно-негаданно прибыли и незваные гости — родственники Софрона, сестра его жены с сыном и невесткой. Они приехали из Новой Бряни, не застали дома и сами отправились к тете Паше. Сын и невестка держались незаметно и скромно, они походили на городских людей по манере поведения и по одежде — сын был в добротном темном костюме при галстуке, невестка в хорошего покроя светлом платье, с перекинутым через руку шуршащим синим плащом. Но сама Лукерья Ларионовна словно сбежала из музея старинных семейских нарядов: яркий цветистый сарафан с кружевным фартуком-запаном, расшитым по низу шелковыми разноцветными лентами, высокая, как корона, кичка, украшенная по краям мелким бисером и сизоватым птичьим перышком, и крупные янтарные мониста на шее. В мочках ее ушей покачивались стрелявшие искорками бирюзовые серьги. Что-то было в ней от моей бабушки Ульяны, какой я запомнил ее в лето двадцать девятого года: такая же дородность, то же круглое загорелое лицо с улыбчивыми ямочками на щеках и родные, неотцветающие с годами голубые глаза.
Тетя Паша носилась из кухни в горенку, возникала на пороге сеней, встречая прибывающих, рассаживая, находила каждому место, справлялась, удобно ли дорогому гостю, и, похоже, эта суета, гонявшая ее и заставлявшая все время быть на ногах, не утомляла ее, а взбадривала и молодила, и могло показаться, что сегодня нет счастливее человека на свете, чем она. Нет, она не только радовалась всем, кто пришел в ее дом, а гордилась, что очутилась в центре такого праздничного интереса, искала для каждого свое слово, выпевала его с воркующей нежностью:
— Проходи, проходи, сватьюшка!.. Милости просим!.. Ох, какая ты нынче бравенькая, Лукерья! А ребята-то, ребята! И когда успели под потолок вымахать, чем ты их поливаешь, ежели не секрет? И где это твой сын такую кралю отыскал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203