— Государь отбыл в чужие страны и на нас положился,— доверительно, с внушением говорил Ромодановский.— Считай, на главном карауле стоим. Уши и глаза держи остро!.. В столице должен быть покой и порядок!
Каждое слово камнем ложилось на душу Лешукову, но он, вытянувшись, как в строю, покорно внимал словам этого злодея из злодеев. Хода назад не было, отказаться опасно и страшно, но служить в застенках, даже не будучи приставленным к пыткам, казалось непереносимой мукой.
Жизнь Лешукова, как древо молнией, расщепило пополам — одна часть держалась корнями в доме, все более чужавшем, другая — поселилась в приказе, и не было надежды, что они когда-нибудь сойдутся воедино, скорее всего — каждая станет засыхать порознь.
Чуть свет он уходил со двора, тянулся пехом через полупустые в этот ранний час улицы, полные петушиных побудок, ленивого бреха собак да скрипа отпираемых лавок в торговых рядах, а когда приближался к приказу — звонко гудели колокола во всех церквях, затопляя все звуки просыпающейся столицы. Домой возвращался в сумерки, и снова город чудился безлюдным, если не считать пьяных голосов у кабаков да окриков дозорных стрельцов, которые объезжали улицы, охраняя слободы от грабежа и разбоя. Похлебав щей и наспех помолившись, заваливался спать, отворачивался к стенке, чужой жене и самому себе. Жена прижималась к нему жарким телом, вышептывала что- то жалобное и знобкое в затылок. Лешуков упорно отмалчивался или цыкал сквозь зубы: «Помолчала бы, дура! Не видишь, еле ноги таскаю?» Но бабу не вразумишь и кулаком, и, пожалев ее однажды, Лешуков приложил палец к губам, выговорил в оттопыренное ухо: «На государевой службе я состою, в тайном приказе... И не должен я трепать языком, коли головы жаль!.. И больше не нуди и прикуси язык, не вздумай что сболтать стрелецким женкам у колодца, иначе конец и мне, и тебе, и ребятам. А теперь дожевывай, ежели своего ума хватит!..» Жена ткнулась вдруг ему в грудь, засопела, мочила слезами рубаху... Он по- своему любил ее, бил редко, по-зряшному не обижал, раньше, бывало, делился с нею всем, что повидал за день, а нынче, если и томило желание излиться, он немотствовал... Ромодановский заставил дать клятву под присягой и приложить руку, что он сохранит в глубокой тайне все, чему станет свидетелем в приказе, а коль нарушит присягу — положит голову на плаху...
Впрочем, если не обманывать себя, то он был даже рад, что его повязали присягой, теперь он мог не терзать душу напрасными упреками, легко переложить свой грех и вину на другого. В приказе среди подьячих и заплечных дел мастеров находились и такие, что гордились своей работой и той тайной, что давала им власть, радовались, что могут вызывать страх у каждого, кто попадал в их руки, и с удовольствием и усердием хлестали людей кнутами, поднимали на дыбу, рвали ноздри, вырезали языки, а то и рубили головы, це испытывая ни жалости, ни милосердия, будто перед ними были бесчувственные, лишенные разума скоты...
Сам Лешуков занимался припасами для арестантов, наводил порядок в съезжих избах, за чужими муками наблюдая изредка, когда лишь случалось забежать в пыточную по делу. Но и оттого жил с чувством, что обрызган кровью, и ту кровь сроду не отмыть, не отмолить!.. Проклятие Аввакума сбылось: жизнь бросила его во всамделишный ад на земле. Наблюдал он и за розыском тех, кто шел на разбой и грабеж, на святотатство и колдовство, кто нарушал государев указ о продаже водки и табака; ловили и приводили к нему в застенок конокрадов, жуликов с базаров. Попадались и расколыцики, застигнутые в лесных скитах, и беглые монахи, и попы, и юродивые, расплодившиеся за последние годы,— в изодранных лохмотьях и железных веригах они облепляли паперти церквей, просили милостыню и болтали такой вздор, что он звучал хулой на государя. Ромодановский широко забрасывал сети приказа, не брезговал и мелкой рыбешкой, озабоченный тем, чтобы разгадать, о чем потаенно бормочет и вытаптывает про себя Русь. Пока государь разъезжал по заморским странам постичь разные науки и не отказывал себе в развлечениях, пока слал на родину нанятых корабельных мастеров, столицу лихорадило, распирая от злоязычных слухов,— царь, мол, не вернется в Москву, иноземцы его загубили, подменили иным, схожим на Петра обличьем. Не большая хитрость заменить одного человека другим, Русь-де знавала уже самозванцев, не привыкать державе к выскочкам без роду и племени, замышляющим захватить царский престол.
Поуправились с ворами и ватагами разбойников, промышлявших в ближних лесах, угонявших обозы с товарами, и в ромодановских сетях стали застревать расколыцики, мутившие Москву толками о старой вере; безвестные попы перекрещивали тех, кто запачкался никоновой ересью, венчали молодых, отпевали покойников, но сколько бы их ни тащили на правеж, ни полосовали спины кнутом, ни били нещадно батогами, число вероотступников не уменьшалось, ревнители старой везиры не скрывали своей преданности ей, ни в чем не запирались, открыто признаваясь во всех грехах, а грядущие муки почитали за честь, потому что страдали во имя Христа. Они твердили, что вся Русь верна старой вере, начиная с простого люда и кончая боярами, которые притворяются перед государем и патриархом, а дома втихомолку молятся на прежний лад и крестятся двуперстно.
«А что ежели истинная вера и впрямь за ними?— замутившись прежними сомнениями, мучился Лешуков.— За что же мы истязаем христиан, и кто мы сами, коли тщимся привести всех в единое стадо, обагряя руки кровью?»
И словно нагадал, напророчил. Семена раздора, злобы, мести, неутоленных обид падали на хорошо взрыхленную землю, и скоро вызрел новый стрелецкий бунт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203