Стрельцы чуяли, что государь собирается избавиться от них, заменить своими потешными полками и солдатами гвардейского войска,— недаром после второго похода он оставил их под Азовом сторожить крепость, возводить укрепления. Стрельцы истомились, роптали, просились в Москву, к женам и детям, но Петр не отзывал их в столицу, лишь несколько полков перевел поближе к литовской границе, большую часть оставив стоять под Азовом. Из тех полков, что задержались под Великими Луками, стрельцы тайком убегали в Москву и здесь, раззадоренные разными слухами и толками, хмелели от крепкой браги, выкрикивали свои обиды и слали челобитные. Смутьянов ловили, сажали на цепь в тайном приказе, но хула не унималась, похоже, им чудилось, что снова настало их время призвать на бунт, тряхнуть ненавистных бояр, посадить на престол Софью и навсегда отрезать путь в Москву молодому государю, чтобы, став в государстве главной силой, зажить вольготно, как прежде...
Но хоть бояре и всполошились и, поспешно оставляя свои хоромы, скрывались в дальних вотчинах, столица надежно охранялась гвардейскими войсками, да и стрельцы были уже не те, что раньше, не имели даже смелого и умного вожака, способного повести за собой разбойную вольницу. Знамя их, зазывающее на бунт гулящую чернь, изрядно полиняло, а сами они столько уже раз предавали и старую веру, и ту Софью, что одной злобы на бояр да криков о задержанном жалованье уже не хватило для поднятия мятежа. Донские
казаки отказались идти на подмогу, и стало ясно, что стрельцы обречены на поражение. Когда пушки Шеина разнесли в щепья стрелецкие обозы и смяли их ряды под Воскресенским монастырем, среди стрельцов началась паника. Всадники настигали и рубили бежавших с поля, одним ударом снося головы, рассекая туловище пополам; других ловили и вешали без всякого розыска на воздвигнутых вдоль дороги виселицах; остальных, обезоружив, гнали в остроги и монастыри под строгую стражу...
Узнав о возмущении стрельцов, Петр прервал свое путешествие в Вену и помчался в Москву. Бросая издыхающих, загнанных в пути лошадей, перемешав дни и ночи, он появился в столице раньше, чем его ожидали. Внезапный, овеянный ветрами странствий его приезд напугал Москву сильнее, чем только что подавленный мятеж.
На первом приеме в Преображенском царь показался чужим и непонятно дерзким. Выряженный во все чужеземное, с пышущей трубкой во рту, насмешливый и надменный, он казался дьявольски веселым. Петр ровно окреп на заморских хлебах, вытянулся еще выше, по-прежнему горбился, когда намеревался кого-то обнять и поцеловать. Лицо его, полное вызывающей усмешки, изредка перекашивалось от судороги, а в минуты гнева жутко белело, и тогда в уголках его покривившегося рта закипала пена. Неожиданно для всех он вынул из кармана большие ножницы и, потянув за бороду генералиссимуса Шеина, одним взмахом откромсал ее до подбородка. Глаза старого служаки выкатились из орбит, челюсть отвисла. Багровый от стыда и унижения, он дернулся, будто его вскидывали на дыбу, и, наверное, рухнул бы под ноги царя, если бы его вовремя не подхватили.
«За что такое поругание и бесчестие? — немо, с недоумением и страхом вопрошали все.— Разве не этот старый вояка только что спас державу и самого государя от разбоя стрельцов?»
Но Петр уже выбирал следующую жертву из ближайшего своего окружения. Все ахнули и замерли в испуге, когда он поманил прокуренным пальцем князя- кесаря Ромодановского. Скаля зубы и лязгая ножницами, словно затевая шутовскую игру, Петр обстриг бороду и своему верному псу. Словно тешась занятием цирюльника, Петр долго не выпускал ножниц из рук,
косил одну бороду за другой. Опозоренные бояре, закрыв лицо руками, плача, убегали прочь, но это не останавливало царя, и на пол летели седые, черные, рыжие космы, следы позора и бесчестья... В тот день государь пощадил лишь двух вельможных бояр — Тихона Никитича Стрешнева и князя Михаила Алегуковича Черкасского — одного, может, за преклонный возраст, другого за особую преданность.
Москва загомонила, не зная, чему приписать глумливые, необузданные поступки царя. Вначале тихим ужасом повеяло на бояр и на тех, кто стоял поближе к трону, а уж затем оторопь и страх повязали простой люд.
Однако сумасбродства государя не кончались. На второй день пиршество продолжалось в доме обчекрыженного генералиссимуса Шеина. Ему в утешение царские карлики и любимый шут Тургенев под хохот и улюлюканье отхватывали бороды всем приглашенным. Непонятно было только одно — отчего регочут люди: от страха ли или полоумной истерической веселости, которая явилась вслед за безнадежностью? Карлики отстригали бороды играючи, потешаясь, иной раз прихватывая с густой растительностью и живое мясо, и по скулам, прикрытым от стыда, текла сквозь пальцы кровь. Те, кого постриг сам государь, почитали за милость, что они обесчещены руками царя, а не руками карликов и шута... Кто-то в отчаянии напомнил Петру о послании патриарха Андриана, в котором духовный владыко убеждал свою паству, что брадобритие есть еретический обычай, и тот, кто возьмет на свою душу такой грех, кто прельстится сим искушением, будет отвечать перед Господом. Но Петр дурашливо отмахнулся от слезных молений и, глумливо похохатывая, сказал, что перед Страшным судом предстанут все, но за иные деяния, а что касается патриарха, то пусть он лучше не перечит воле государя, а то и сам лишится бороды! Пусть учит своих попов и монахов, а в мирские дела не суется, не его то дело...
Дня через три на вечере у фаворита Лефорта государь любовался бритым обществом — те, кого карлики не успели постричь, сами отмахнули метелки бород, и Петр был доволен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203