ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Может быть, ему не хотелось выходить нынче в приемную, где, несмотря на ранний час, его уже ждали разного чина и звания люди: от губернатора и фельдмаршала до подьячих и мастеров корабельного дела.
Закинув руки под голову, сцепив их замком, он с минуту-другую полежал, вперив взгляд в потолок, пытаясь сосредоточиться на чем-то главном. Он давно выработал одно правило и свято придерживался его — он не имел права выглядеть в глазах своих подданных застигнутым врасплох, все свои решения обдумывал заранее, но отвечал так, будто решение пришло в сию же минуту. Именно эта мгновенность государева слова производила нужное действие — у одних спирало дыхание от страха, другие пребывали в состоянии оцепенелого восторга. Ведь он был для подданных и духовным пастырем, и праведным судьей, и отцом родным, и провидцем, и живым олицетворением Бога на земле...
Петр стукнул три раза кулаком в стенку, и голоса в приемной, доносившиеся сюда жужжанием осенних мух, стихли, а в спальню очумело ворвался денщик.
— Живо! Помыться и закусить!
Денщик спиной открыл дверь, она ржаво пропела на петлях, захлопнулась, но тотчас в проеме ее показались
два других денщика и комнатный лакей. Один держал в руках медный таз, другой кувшин с водой и полотенце, лакей устраивал на столике поднос с едой.
Кинув пригоршню холодной воды на лицо, до скрипа пройдясь ладонями по жилистой шее, государь, отфыркиваясь, сплюнул в таз, насухо вытерся, бросил полотенце подхватившему его на лету денщику, сделал знак бровями, чтобы вышли.
Лакей стоял недвижно, пока царь жевал кровяной кусок мяса, чавкал, не стесняясь, хрустел квашеной капустой, отпивал рейнское из горлышка бутылки, запрокидывая ее вверх дном. Слышно было, как булькали, проталкивались звучные глотки. Убрав поднос, лакей протянул на вытянутых руках парадный мундир, но государь скосил недовольно глаза, и лакей, быстро упрятав мундир в шкаф, вынул будничный, из темно-серого, сюрдюковской фабрики сукна, и Петр, натянув чулки, узкие коричневые штаны, жилет из тафты, вздел руки в рукава кафтана. Нахлобучив короткий парик вместо оставленного на постели ночного колпака, сунул ноги в сапоги на высоких каблуках, делавших его еще выше, хрипло выдохнул:
— Огня!
Трубка еще с вечера была набита табаком, и лакей, живо засветив фитилек огарка, застывшего в наплыве воска на блюдечке, ловко прислонил огонек к чубуку. Петр глубоким вздохом вытянул почти весь лепесток пламени — казалось, он сейчас увянет и погаснет, но могучий выдох сохранил ему жизнь, и пламя заколебалось, заструилось жарко и светло.
— Ступай, покличь Алексея Васильевича! Ну да что мешкаешь? Да поворачивайся, сонная рожа, после управишься с подносом! Учишь вас, а все без толку!..
Кабинет-секретарь Алексей Васильевич Макаров, одетый, как обычно, в штатское венгерское платье с кружевными манжетами, в прилизанном парике голубоватого цвета, белых чулках и немецких туфлях с блестящими пряжками, вошел почти неслышно. Держа в руках толстую кипу бумаг, почтительно в пояс поклонился. Уже немолодое лицо его было тщательно, до сизоватого лоска выбрито, горло подпирал пышный галстук, яркий, как павлинье перо, глаза смотрели живо, поблескивая, но щеки были бледны и бесстрастны, даже шли под серость, как аспидные доски,— пиши на них, что хочешь. Может, ему одному, прожившему рядом полжизни, Петр и верил пока — похоже, ни одна взятка еще не прилипла к его холеным рукам с точеными длинными ногтями, и слуха государя не коснулся не только донос на кабинет-секретаря, но даже и намек на мздоимство: Петр сам дарил ему деньги, чтоб не позарился на чужие. Видно, Макаров был безмерно предан, гордился оказанной ему честью быть постоянной тенью государя, тенью, от которой зависели многие судьбы.
— Ждут, ваше величество... Боюсь, не управиться вам ныне. Может, какие бумаги отложить на завтра?
— А ты за царя не думай,— тихо, но не без суровости напомнил Петр.— Я пока своего ума не лишен! А те, что дожидаются в приемной, не умрут от голода, чать поели с утра, не на голодный желудок явились...
Секретарь вынул из кипы бумагу, и государь, попыхивая трубкой, откинулся в кресле.
— От митрополита Питирима и Юрья Ржевского опять присылка... Расколыцики снова мутят...
— Читай!
— Митрополит Питирим пишет, что явился в Нижний из Питербурха капитан с каторжными колодниками, которых велено отвесть ему в Сибирь,— Макаров, мягко кашлянув, приблизил лист к глазам.—«Уведомились мы, что посланы с ним раскольники необратившиеся, в том числе Василий Власов, злой раскола заводчик и учитель, которому не только в ссылке, но и на сем свете, по мнению нашему, быть не надлежит; также многие раскольники, опасные и неопасные, бегут и селятся в сибирских же городах, и ежели этим каторжным раскольникам позволено будет быть в тех городах и дастся им воля, то они, собравшись с беглыми раскольниками, могут произвести немалые пакости к возмущению народному...»
«Хотя и ближе к Богу отец духовный,— усмехнулся Петр,— а жестокости не занимать стать... Видно, не под силу им с Ржевским вразумлять заблудших овец словом пастырским, вот и они срываются с цепей, яко псы».
— Отпиши в Синод,— прерывая чтение, сказал он.— Чтобы впредь раскольников в Сибирь не посылать, ибо там и без них раскольников много, а велите посылать в Рогервик... Там им дело сыщется!
— Ныне одна хула накопилась на царский двор,— сделав пометку на бумаге, Макаров перевернул лист.— Даже зазорно читать вашему величеству...
— Не тебя, а меня Антихристом кличут! Читай! — Петр глубоко вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203
Закинув руки под голову, сцепив их замком, он с минуту-другую полежал, вперив взгляд в потолок, пытаясь сосредоточиться на чем-то главном. Он давно выработал одно правило и свято придерживался его — он не имел права выглядеть в глазах своих подданных застигнутым врасплох, все свои решения обдумывал заранее, но отвечал так, будто решение пришло в сию же минуту. Именно эта мгновенность государева слова производила нужное действие — у одних спирало дыхание от страха, другие пребывали в состоянии оцепенелого восторга. Ведь он был для подданных и духовным пастырем, и праведным судьей, и отцом родным, и провидцем, и живым олицетворением Бога на земле...
Петр стукнул три раза кулаком в стенку, и голоса в приемной, доносившиеся сюда жужжанием осенних мух, стихли, а в спальню очумело ворвался денщик.
— Живо! Помыться и закусить!
Денщик спиной открыл дверь, она ржаво пропела на петлях, захлопнулась, но тотчас в проеме ее показались
два других денщика и комнатный лакей. Один держал в руках медный таз, другой кувшин с водой и полотенце, лакей устраивал на столике поднос с едой.
Кинув пригоршню холодной воды на лицо, до скрипа пройдясь ладонями по жилистой шее, государь, отфыркиваясь, сплюнул в таз, насухо вытерся, бросил полотенце подхватившему его на лету денщику, сделал знак бровями, чтобы вышли.
Лакей стоял недвижно, пока царь жевал кровяной кусок мяса, чавкал, не стесняясь, хрустел квашеной капустой, отпивал рейнское из горлышка бутылки, запрокидывая ее вверх дном. Слышно было, как булькали, проталкивались звучные глотки. Убрав поднос, лакей протянул на вытянутых руках парадный мундир, но государь скосил недовольно глаза, и лакей, быстро упрятав мундир в шкаф, вынул будничный, из темно-серого, сюрдюковской фабрики сукна, и Петр, натянув чулки, узкие коричневые штаны, жилет из тафты, вздел руки в рукава кафтана. Нахлобучив короткий парик вместо оставленного на постели ночного колпака, сунул ноги в сапоги на высоких каблуках, делавших его еще выше, хрипло выдохнул:
— Огня!
Трубка еще с вечера была набита табаком, и лакей, живо засветив фитилек огарка, застывшего в наплыве воска на блюдечке, ловко прислонил огонек к чубуку. Петр глубоким вздохом вытянул почти весь лепесток пламени — казалось, он сейчас увянет и погаснет, но могучий выдох сохранил ему жизнь, и пламя заколебалось, заструилось жарко и светло.
— Ступай, покличь Алексея Васильевича! Ну да что мешкаешь? Да поворачивайся, сонная рожа, после управишься с подносом! Учишь вас, а все без толку!..
Кабинет-секретарь Алексей Васильевич Макаров, одетый, как обычно, в штатское венгерское платье с кружевными манжетами, в прилизанном парике голубоватого цвета, белых чулках и немецких туфлях с блестящими пряжками, вошел почти неслышно. Держа в руках толстую кипу бумаг, почтительно в пояс поклонился. Уже немолодое лицо его было тщательно, до сизоватого лоска выбрито, горло подпирал пышный галстук, яркий, как павлинье перо, глаза смотрели живо, поблескивая, но щеки были бледны и бесстрастны, даже шли под серость, как аспидные доски,— пиши на них, что хочешь. Может, ему одному, прожившему рядом полжизни, Петр и верил пока — похоже, ни одна взятка еще не прилипла к его холеным рукам с точеными длинными ногтями, и слуха государя не коснулся не только донос на кабинет-секретаря, но даже и намек на мздоимство: Петр сам дарил ему деньги, чтоб не позарился на чужие. Видно, Макаров был безмерно предан, гордился оказанной ему честью быть постоянной тенью государя, тенью, от которой зависели многие судьбы.
— Ждут, ваше величество... Боюсь, не управиться вам ныне. Может, какие бумаги отложить на завтра?
— А ты за царя не думай,— тихо, но не без суровости напомнил Петр.— Я пока своего ума не лишен! А те, что дожидаются в приемной, не умрут от голода, чать поели с утра, не на голодный желудок явились...
Секретарь вынул из кипы бумагу, и государь, попыхивая трубкой, откинулся в кресле.
— От митрополита Питирима и Юрья Ржевского опять присылка... Расколыцики снова мутят...
— Читай!
— Митрополит Питирим пишет, что явился в Нижний из Питербурха капитан с каторжными колодниками, которых велено отвесть ему в Сибирь,— Макаров, мягко кашлянув, приблизил лист к глазам.—«Уведомились мы, что посланы с ним раскольники необратившиеся, в том числе Василий Власов, злой раскола заводчик и учитель, которому не только в ссылке, но и на сем свете, по мнению нашему, быть не надлежит; также многие раскольники, опасные и неопасные, бегут и селятся в сибирских же городах, и ежели этим каторжным раскольникам позволено будет быть в тех городах и дастся им воля, то они, собравшись с беглыми раскольниками, могут произвести немалые пакости к возмущению народному...»
«Хотя и ближе к Богу отец духовный,— усмехнулся Петр,— а жестокости не занимать стать... Видно, не под силу им с Ржевским вразумлять заблудших овец словом пастырским, вот и они срываются с цепей, яко псы».
— Отпиши в Синод,— прерывая чтение, сказал он.— Чтобы впредь раскольников в Сибирь не посылать, ибо там и без них раскольников много, а велите посылать в Рогервик... Там им дело сыщется!
— Ныне одна хула накопилась на царский двор,— сделав пометку на бумаге, Макаров перевернул лист.— Даже зазорно читать вашему величеству...
— Не тебя, а меня Антихристом кличут! Читай! — Петр глубоко вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203