Мастер повалился было в ноги государю, но кто-то рывком за шиворот упредил его падение, и он одумался; стоя в радостной потерянности, силился согнуться пониже и вышептывал слова благодарности и верности до гроба.
— И не забудь,— словно тут же забыв о щедрой милости, напомнил Петр секретарю,— нужно послать на Украину Румянцева, чтоб обменял быков на овец и баранов доброй породы... А того, кто толмачит по-аглицки и дело понимает, отправить к чужестранным мастерам на выучку — как они стригут тех овец чисто, не теряя шерсти, и на какой манер обрабатывают...
Вероятно, одному Макарову была понятна связь между выделкой юфти и посылкой Румянцева и стрижкой овец, потому что мысль государя шла прихотливо кружным путем, но можно было не сомневаться — не зря он высказывал ее вслух перед всеми: пусть нерадивые и те, кто печется только о своем благе, знают, что царь заглядывает далеко и постоянно заботится о выгоде державы. Впрочем, может быть, догадка кабинет- секретаря была нынче и не столь верна и Макаров ошибался, не ведая о истинной причине, по которой государь уделял внимание вроде малым, не имеющим особого значения делам: Петру нужно было не торопясь добраться до вельможи, которому он собирался дать наглядный урок, потому шел не спеша, чтобы душа накалилась злобой и яростью до предела. Обычно ему ничего не стоило вызвать в себе внезапный, грозовой гнев, достаточно было ему взглянуть на провинившегося, и чем более жалким и трусливым оказывался тот, тем
скорее вскипала в нем свирепая, слепая жестокость, которой он и сам подчас боялся. Она подступала точно снизу живота, ползла к горлу, как изжога, заставлявшая его кривиться, напружинивала жилу на шее, переходила в судорожное дрожание щеки, а там уже рвались брызгами с языка обжигающие слова, вскидывалась трость и сыпались удары наотмашь. Но бывало и иначе, когда он сознательно, как сейчас, медленно подбирался к жертве, чтобы учинить расправу на глазах у всех.
Обреченный, словно выгнанный на опушку леса заяц, сам вырвался в первый ряд, видимо, уже не в силах выносить роковую неизбежность, и вдруг застыл, очутившись с государем с глазу на глаз, скованный немотой и страхом.
— Чем порадуешь, боярин, своего государя?— на диво мирно обратился к нему Петр.
— Виноват, ваше величество... Не знамо как-то вышло... Виноват... Молю о прощении милостивом... До последнего вздоха буду служить, прах ничтожный...
— А ты не торопись, еще успеешь на тот свет, раб Божий. Надо еще дождаться, чтобы Всевышний позвал тебя,— Петр продолжал цедить слова сквозь зубы с едва заметной шепелявинкой, мало кому знакомым признаком подступавшей ярости.— И сколько же ты утаил живых душ и числил их в мертвых, чтоб не платить за них?
— Фискалы вроде нашли числом за пятьсот, великий государь...
— А пошто так мало? Ты бы всех, что за тобой поверстаны, на погост обманно определил и государя держал в неведении, живя сам с чистой совестью...
— Мой недогляд, ваше величество...
Эта обмолвка обошлась вельможе дорого, словно Петр только и ждал, когда сорвется с языка провинившегося лживое слово.
— Ах! Так ты это недоглядом зовешь? Вор и грабитель!
Петр бешеным рывком содрал с боярина парик и начал хлестать им по щекам, не видя слез, катившихся по скулам и мешавшихся с пудрой. Боярин не отступал, покорно принимая удары, торчал перед государем, как столб, что-то бессвязно и жалобно выкрикивая, должно быть, прося пощады. А Петр, выкатив белки глаз, брызгая слюной, поносил вельможу последними
словами, потом бросил парик на пол, наступил на него сапогом и, разъярясь, взмахнул тростью, нанося удары по спине и голове. От виска боярина сочилась змейка крови, но боярин все еще не отходил, не пытался увернуться от побоев, только прикрыл растопыренными руками лицо да все ниже гнулся, казалось, готовый рухнуть. Стыла мертвая тишина, прорезаемая свистом трости, удары сыпались все реже, хотя кровь уже красила пальцы и капала густыми каплями на пол. А когда начала неметь рука Петра, боярин упал на колени и, елозя по полу, продолжал сквозь частые всхлипывания молить о прощении.
И тут, точно из-под земли, вынырнул светлейший князь Меншиков, наклонился к государю, шепнул что- то на ухо, взял из его рук трость, как игрушку у малого ребенка, отвел в сторону, снял с протянутого подноса, будто спустившегося с потолка, стакан рейнского и сунул в натруженную руку царя. Петр послушно и, казалось, несколько отрешенно принял стакан, выпил жадными глотками и вроде начал приходить в себя, различать в приемной другие лица, как бы проступавшие из банного парного тумана.
Денщики подхватили боярина под руки, на улице плеснули в лицо ковш холодной воды, приводя его в чувство, подтолкнули в возок и отправили домой. Избитый вельможа, приняв и позор и бесчестье, молился и радовался, что отпущен с миром, не лишен вотчины, не отлучен от царской службы. А могли бы поволочь под караулом в Тайную канцелярию на розыск и правеж, а там уж или голова с плеч, или ссылка в сырую глухомань на сиротское пропитание. То, что он вынес и вытерпел унижение и побои на глазах всех именитых и худородных, нескоро, конечно, забудется, но все же он будет доживать свой век, не отринутый всеми. Ведь любой мог очутиться на его месте, и, наверное, были сегодня на той расправе люди, которые жалели его, сострадали. Время заживит ссадины и раны, предаст многое забвению, и нужно только благодарить Бога, что все так легко обошлось...
А Петр, взяв с подноса второй стакан, выпил его медлительно и гулко, окинул приемную повеселевшим взглядом и попросил огня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203