ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Светало. Она подошла к Мишиной кровати. Мальчик чему-то улыбался во сне. Мать наклонилась, поцеловала его. Потом она подошла к кровати девушек. Черные волосы Седы и светлые волосы Шуры перепутались на подушке.
Вдруг послышался тяжелый, угрюмый грохот, тревожно, жалобно задребезжали стекла. Вера Тарасовна разбудила девушек и стала поспешно одевать Мишу.
— Мама, а где дядя Минас? Он обещал принести мне сахару. Я так давно не ел сахару.
— Дядя Минас не пришел, скорей, скорей одевайся, слышишь, что делается!
Страшный удар потряс стены, казалось, вот-вот рухнет дом.
— Бомбят! — закричала Вера Тарасовна.— Бегите в погреб!
Все вскочили. Казалось, что кругом бушует, ревет обезумевшее море.
— Миша, Миша! — в отчаянии крикнула Вера Тарасовна.— Куда ты, Миша?
Вера Тарасовна и девушки кинулись следом за мальчиком на крыльцо. Дым и пыль стояли в воздухе. Земля раскололась, небо с грохотом рушилось на землю. Почти касаясь крыльями крыш домов, с воем пронеслись два самолета. Вера Тарасовна бежала к погребу, увлекая за собой сына; девушки, прикрывая руками головы, бежали рядом.
В погребе их охватил затхлый, сырой запах гнилого картофеля. Дрожа, Вера Тарасовна прошептала:
— Пропали мы... Шура обняла мать.
— Такой бомбежки еще не было. Взбесились. Взрывы раздавались совсем близко — потолок
содрогался, слышался треск. При каждом бомбовом разрыве Вера Тарасовна прижимала к себе Мишу и закрывала глаза,— вот, казалось ей, и пришел конец.
Седа, прислонившись спиной к стене, растерянно оглядывалась. Она словно окаменела, потеряла способность мыслить, говорить. Воздушные бомбардировки внушали ей панический ужас, и она не могла скрыть своей боязни.
Взрывы постепенно удалялись.
— Бомбят центр,— сказала Шура.— Седа, садись, на бревне есть место.
Седа присела рядом с Шурой и, уже не думая о том, что должна показывать гражданским лицам образец выдержки и спокойствия, жалобно прошептала:
— Боюсь...
— Хорошо, что мама твоя и все родные далеко. Не приведи им господь испытать такое,— сказала Вера Тарасовна.
Какое доброе лицо у Веры Тарасовны! Седе хотелось обнять ее и сказать: «Спасибо, что вы такая хорошая».
— Отбомбились, кажется,— проговорила Шура.
Миша первым вышел из погреба, следом за ним вышли во двор и остальные.
Мальчик взобрался на перила крыльца и, обхватив руками столб, поддерживающий навес над крыльцом, жадно смотрел на страшную картину — город горел.
Сквозь многоцветный, подвижный дым прорывалось пламя, искры тучами носились в воздухе, голубое небо заволокло серой, мглистой пеленой.
...С пронзительным воем немецкий бомбардировщик перешел в пике.
Вера Тарасовна и девушки, сшибленные ударом взрывной волны, упали на землю. Казалось, одной лишь силы этого ужасного грохочущего звука достаточно, чтобы сокрушать железо и камень, ломать людям кости.
Вера Тарасовна подняла голову — она не увидела развалин своего родного дома, она не увидела пламени и дыма, она видела лишь Мишу — безвольно свесив руки, поникнув мертвой головой, он повис на покосившихся перильцах.
Седа и Шура бросились к крыльцу. Седа, опередив подругу, подбежала к мальчику, и в тот же миг рухнули балки, поддерживающие крышу, пыль и дым закрыли девушку.
Снова дрогнула и покачнулась земля...
Потеряв сознание, Вера Тарасовна упала на землю.
XXIV
Когда Меликян возвращался из батальонов в Вовчу, «юнкерсы» прошли над его головой. Ему сперва и в голову не пришло, что все они летят на город.
Потрясенный, смотрел он на человекоубийственную работу немецкой авиации. Подобную бомбежку Меликян видел впервые в жизни. Дымы отдельных пожаров сливались над городом в сплошную густую, темную пелену, отделившую небо от земли.
Стиснув зубы, Минас наблюдал, как пикируют на город германские бомбардировщики. Он вскрикнул — вражеский самолет загорелся, упал возле березовой рощи. Над местом его падения поднялось облако желтого дыма. Но что значил один подбитый самолет! На глазах Меликяна погибал город. Меликян сжимал кулаки, проклинал Гитлера.
«Погоди, погоди, настанет день, и огонь обрушится на твою голову. Есть на свете справедливость, есть справедливость».
Вот упали еще два горящих самолета, но черная туча, несущая огонь и смерть, продолжала висеть над Вовчей.
Минас, задыхаясь от волнения и быстрой ходьбы, подходил к первым разрушенным строениям на окраине города. Женщины и дети молча, без слез раскапывали пожарища. Через несколько минут Меликян уже помогал погорельцам, оттаскивал бревна, разгребал кирпичи. Из-под развалин одного из домов отрыли труп старика с седыми окровавленными кудрями.
Старуха сидела на земле, не отрывая глаз, пристальным взглядом смотрела на умершего. Пятьдесят лет были они мужем и женой, и вот он лежит мертвый у развалин своего дома.
Другая женщина, по-видимому, соседка погибшего, сказала:
— Узнают сыновья и внуки — не простят.
— Где его сыновья? — спросил Меликян.
— Известно, где, в Красной Армии, девять человек сыновей да внуков. Не простят, нет, не простят они такого.
Минас тихо повторил:
— Не простят...
Он пошел дальше. Всюду развалины, всюду пожарища, всюду осиротевшие, бесприютные люди. Какие страшные, тоскливые глаза у них, как страшна их молчаливая скорбь.
Он шел по разрушенным улицам и не узнавал их. Но вот городская фотография — каменный дом рухнул, а матерчатый задник с изображением деревьев, зеленых берегов реки, горных водопадов стоит неприкосновенно. Тротуары засыпаны землей и кирпичом, дымящимися, обуглившимися бревнами.
Он вошел во двор Ивчуков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251
Вдруг послышался тяжелый, угрюмый грохот, тревожно, жалобно задребезжали стекла. Вера Тарасовна разбудила девушек и стала поспешно одевать Мишу.
— Мама, а где дядя Минас? Он обещал принести мне сахару. Я так давно не ел сахару.
— Дядя Минас не пришел, скорей, скорей одевайся, слышишь, что делается!
Страшный удар потряс стены, казалось, вот-вот рухнет дом.
— Бомбят! — закричала Вера Тарасовна.— Бегите в погреб!
Все вскочили. Казалось, что кругом бушует, ревет обезумевшее море.
— Миша, Миша! — в отчаянии крикнула Вера Тарасовна.— Куда ты, Миша?
Вера Тарасовна и девушки кинулись следом за мальчиком на крыльцо. Дым и пыль стояли в воздухе. Земля раскололась, небо с грохотом рушилось на землю. Почти касаясь крыльями крыш домов, с воем пронеслись два самолета. Вера Тарасовна бежала к погребу, увлекая за собой сына; девушки, прикрывая руками головы, бежали рядом.
В погребе их охватил затхлый, сырой запах гнилого картофеля. Дрожа, Вера Тарасовна прошептала:
— Пропали мы... Шура обняла мать.
— Такой бомбежки еще не было. Взбесились. Взрывы раздавались совсем близко — потолок
содрогался, слышался треск. При каждом бомбовом разрыве Вера Тарасовна прижимала к себе Мишу и закрывала глаза,— вот, казалось ей, и пришел конец.
Седа, прислонившись спиной к стене, растерянно оглядывалась. Она словно окаменела, потеряла способность мыслить, говорить. Воздушные бомбардировки внушали ей панический ужас, и она не могла скрыть своей боязни.
Взрывы постепенно удалялись.
— Бомбят центр,— сказала Шура.— Седа, садись, на бревне есть место.
Седа присела рядом с Шурой и, уже не думая о том, что должна показывать гражданским лицам образец выдержки и спокойствия, жалобно прошептала:
— Боюсь...
— Хорошо, что мама твоя и все родные далеко. Не приведи им господь испытать такое,— сказала Вера Тарасовна.
Какое доброе лицо у Веры Тарасовны! Седе хотелось обнять ее и сказать: «Спасибо, что вы такая хорошая».
— Отбомбились, кажется,— проговорила Шура.
Миша первым вышел из погреба, следом за ним вышли во двор и остальные.
Мальчик взобрался на перила крыльца и, обхватив руками столб, поддерживающий навес над крыльцом, жадно смотрел на страшную картину — город горел.
Сквозь многоцветный, подвижный дым прорывалось пламя, искры тучами носились в воздухе, голубое небо заволокло серой, мглистой пеленой.
...С пронзительным воем немецкий бомбардировщик перешел в пике.
Вера Тарасовна и девушки, сшибленные ударом взрывной волны, упали на землю. Казалось, одной лишь силы этого ужасного грохочущего звука достаточно, чтобы сокрушать железо и камень, ломать людям кости.
Вера Тарасовна подняла голову — она не увидела развалин своего родного дома, она не увидела пламени и дыма, она видела лишь Мишу — безвольно свесив руки, поникнув мертвой головой, он повис на покосившихся перильцах.
Седа и Шура бросились к крыльцу. Седа, опередив подругу, подбежала к мальчику, и в тот же миг рухнули балки, поддерживающие крышу, пыль и дым закрыли девушку.
Снова дрогнула и покачнулась земля...
Потеряв сознание, Вера Тарасовна упала на землю.
XXIV
Когда Меликян возвращался из батальонов в Вовчу, «юнкерсы» прошли над его головой. Ему сперва и в голову не пришло, что все они летят на город.
Потрясенный, смотрел он на человекоубийственную работу немецкой авиации. Подобную бомбежку Меликян видел впервые в жизни. Дымы отдельных пожаров сливались над городом в сплошную густую, темную пелену, отделившую небо от земли.
Стиснув зубы, Минас наблюдал, как пикируют на город германские бомбардировщики. Он вскрикнул — вражеский самолет загорелся, упал возле березовой рощи. Над местом его падения поднялось облако желтого дыма. Но что значил один подбитый самолет! На глазах Меликяна погибал город. Меликян сжимал кулаки, проклинал Гитлера.
«Погоди, погоди, настанет день, и огонь обрушится на твою голову. Есть на свете справедливость, есть справедливость».
Вот упали еще два горящих самолета, но черная туча, несущая огонь и смерть, продолжала висеть над Вовчей.
Минас, задыхаясь от волнения и быстрой ходьбы, подходил к первым разрушенным строениям на окраине города. Женщины и дети молча, без слез раскапывали пожарища. Через несколько минут Меликян уже помогал погорельцам, оттаскивал бревна, разгребал кирпичи. Из-под развалин одного из домов отрыли труп старика с седыми окровавленными кудрями.
Старуха сидела на земле, не отрывая глаз, пристальным взглядом смотрела на умершего. Пятьдесят лет были они мужем и женой, и вот он лежит мертвый у развалин своего дома.
Другая женщина, по-видимому, соседка погибшего, сказала:
— Узнают сыновья и внуки — не простят.
— Где его сыновья? — спросил Меликян.
— Известно, где, в Красной Армии, девять человек сыновей да внуков. Не простят, нет, не простят они такого.
Минас тихо повторил:
— Не простят...
Он пошел дальше. Всюду развалины, всюду пожарища, всюду осиротевшие, бесприютные люди. Какие страшные, тоскливые глаза у них, как страшна их молчаливая скорбь.
Он шел по разрушенным улицам и не узнавал их. Но вот городская фотография — каменный дом рухнул, а матерчатый задник с изображением деревьев, зеленых берегов реки, горных водопадов стоит неприкосновенно. Тротуары засыпаны землей и кирпичом, дымящимися, обуглившимися бревнами.
Он вошел во двор Ивчуков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251