ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
.. Они сыновья советского народа, вчерашние бойцы и лейтенанты. Они такие же люди, как и вы, только обладающие большими знаниями и опытом. От их имени я осуждаю разговорчики лейтенанта Ухабова о каких-то баранах и львах. Путаные у вас мысли, Ухабов, очень путаные... Вероятно, вы сами спешите раньше времени перейти в ряды воображаемых львов, но неужели для этого надо объявить своих товарищей баранами? Если вы и в самом деле так думаете, то знайте — баран никогда не сделается львом. Баран рождается бараном, лев — львом, человек — человеком. Мы все, и вы, Ухабов, вместе с нами — люди. Один генерал, другой лейтенант, сотни рядовых бойцов, все вместе мы — люди, мы — народ. Победу одерживает народ. Он нам присваивает звания лейтенантов и генералов, звания героев, он награждает нас орденами. И он возьмет эти награды обратно, если мы не оправдаем народного доверия. А сейчас народ нам приказывает — вперед, мои сыновья и дочери, землю Родины еще топчут сапоги оккупантов, фашизм все еще жив! Подобно раненому зверю, Гитлер становится все бешенее. Значит, надо быть осторожным. Не надо чваниться, опьяняться славой и удачами. Выпьем, товарищи, за наш народ, за здоровье всех трудовых советских людей, товарищи!
XX
Участники пира, шумно разговаривая, выходили из подвала. Мария Вовк шла рядом с Ухабовым. Она была очень расстроена его неудачным выступлением. Ухабов шел, пошатываясь, громко пьяным голосом говорил:
— Мария, ты дура! Хоть я и люблю тебя, но ты дура. А я люблю тебя всей своей истерзанной душой. Ты ничего не понимаешь. Ну чего ты огорчаешься, Мария? Я говорю тебе, что все хорошо получилось! Пусть все узнают Ухабова, Великого Павла Ухабова. А ты гордись, дура, что я тебя люблю.
А Мария, поддерживая вот-вот готового упасть Ухабова, едва сдерживалась, чтобы не расплакаться.
На ночных улицах разрушенного Сталинграда царило оживление. Люди громко смеялись, пели, кто-то пускал в темное ночное небо ракеты. Казалось, никто в эту ночь не спал.
— Давай, Люсик, еще побродим по Сталинграду, скоро рассвет.
Люсик прижалась к плечу мужа. Силуэты разрушенных домов все отчетливее выступали из темноты.
— Сейчас наши матери спят,— сказала Люсик. В эту минуту Тигран тоже думал о матери и сыне.
— И Овик сейчас спит.
Они медленно шли и негромко говорили о будущих мирных днях.
— Ты не представляешь, как я рада, что приехала на фронт: вот я рядом с тобой, и совесть моя спокойна. Исчезло постоянное чувство стыда, что так мучило меня в Ереване. Вот я здесь, вместе с тобой.
Слова жены взволновали Тиграна. Некоторое время они шагали молча.
Из развалин небольшого здания послышались негромкие стоны, вскрикивания. Кричала женщина. Тигран и Люсик ощупью нашли в темноте вход в землянку, расположенную меж груд кирпича.
Люсик толкнула маленькую дверцу и, нагнувшись, вошла в землянку. Тигран пошел следом за ней. Неожиданно Люсик обернулась, поглядела на мужа блеснувшими в темноте глазами.
— Не входи, не входи, здесь женщина рожает! Больше часа Тигран ходил взад и вперед возле
землянки, прислушиваясь к неясным голосам людей, к слабому писку новорожденного.
Да, в мертвый Сталинград возвращалась жизнь, жизнь торжествовала победу среди мертвых развалин.
Уже было совсем светло, когда Люсик и Тигран возвращались в медсанбат. Они шли по дороге, ведущей к Гумраку. У последних окраинных домов они вдруг остановились. Впереди них, качаясь, плелся ночной призрак, с головой и ногами, обвязанными тряпками. Ноги его ступали тяжело и неуклюже. Он шел на запад. Тигран и Люсик долго смотрели на особенную спину идущего с востока немецкого солдата. Вдруг немец остановился, сделал два неуверенных шага, покачнулся и упал...
Люсик подошла к упавшему немцу, наклонилась над ним, пощупала пульс,— он был мертв.
Может быть, это был последний не взятый в плен немецкий солдат в Сталинграде. Где он скрывался, в каком логове? Куда он шел?
До медсанбата Тигран и Люсик шли молча.
«Уа... у-а... у...» — слышал Тигран писк новорожденного. «Рождаются новые люди,— думал он,— жизнь никогда не иссякнет, не прекратится...»
Он силился представить себе лицо сына. Ему казалось, что в это утро в освобожденном Сталинграде вновь прозвучал первый плач новорожденного Овика.
И сердце Тиграна забилось от предчувствия счастья.
Уходили с неба черные, тяжелые тучи, так долго омрачавшие жизнь миллионов людей...
эпилог
I
Представлялось, что после тяжелых боев людям захочется лишь одного: покоя, отдыха. Но оказалось не так — на второй же день люди стали томиться в тишине мертвого Сталинграда.
В разрушенный и молчаливый Сталинград возвращались тысячи жителей. В жестокие зимние морозы они рыли землянки среди заледеневших развалин, кое-как размещались в каменных сырых норах и подвалах со своими измученными, истощенными детишками.
Каждый день радио сообщало об освобождении все новых и новых городов и районов. Все фронты перешли в наступление, а войска, стоявшие в Сталинграде, оказались вдали от великих событий.
Гвардейская дивизия генерала Геладзе распрощалась со Сталинградом.
Все подразделения дивизии со своим вооружением и тыловыми обозами потянулись к станции Котлубань. В течение трех-четырех дней к станции подходили порожние железнодорожные составы, грузились и уходили на запад. А не попавшие в эшелон войска оставались в открытом поле, в палатках и землянках, нетерпеливо дожидаясь своей очереди. Бойцы волновались, строили предположения, на какой фронт их повезут. У всех было желание сражаться за освобождение тех городов, которые они оставляли врагу во время прошлогодних трагических боев:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251
XX
Участники пира, шумно разговаривая, выходили из подвала. Мария Вовк шла рядом с Ухабовым. Она была очень расстроена его неудачным выступлением. Ухабов шел, пошатываясь, громко пьяным голосом говорил:
— Мария, ты дура! Хоть я и люблю тебя, но ты дура. А я люблю тебя всей своей истерзанной душой. Ты ничего не понимаешь. Ну чего ты огорчаешься, Мария? Я говорю тебе, что все хорошо получилось! Пусть все узнают Ухабова, Великого Павла Ухабова. А ты гордись, дура, что я тебя люблю.
А Мария, поддерживая вот-вот готового упасть Ухабова, едва сдерживалась, чтобы не расплакаться.
На ночных улицах разрушенного Сталинграда царило оживление. Люди громко смеялись, пели, кто-то пускал в темное ночное небо ракеты. Казалось, никто в эту ночь не спал.
— Давай, Люсик, еще побродим по Сталинграду, скоро рассвет.
Люсик прижалась к плечу мужа. Силуэты разрушенных домов все отчетливее выступали из темноты.
— Сейчас наши матери спят,— сказала Люсик. В эту минуту Тигран тоже думал о матери и сыне.
— И Овик сейчас спит.
Они медленно шли и негромко говорили о будущих мирных днях.
— Ты не представляешь, как я рада, что приехала на фронт: вот я рядом с тобой, и совесть моя спокойна. Исчезло постоянное чувство стыда, что так мучило меня в Ереване. Вот я здесь, вместе с тобой.
Слова жены взволновали Тиграна. Некоторое время они шагали молча.
Из развалин небольшого здания послышались негромкие стоны, вскрикивания. Кричала женщина. Тигран и Люсик ощупью нашли в темноте вход в землянку, расположенную меж груд кирпича.
Люсик толкнула маленькую дверцу и, нагнувшись, вошла в землянку. Тигран пошел следом за ней. Неожиданно Люсик обернулась, поглядела на мужа блеснувшими в темноте глазами.
— Не входи, не входи, здесь женщина рожает! Больше часа Тигран ходил взад и вперед возле
землянки, прислушиваясь к неясным голосам людей, к слабому писку новорожденного.
Да, в мертвый Сталинград возвращалась жизнь, жизнь торжествовала победу среди мертвых развалин.
Уже было совсем светло, когда Люсик и Тигран возвращались в медсанбат. Они шли по дороге, ведущей к Гумраку. У последних окраинных домов они вдруг остановились. Впереди них, качаясь, плелся ночной призрак, с головой и ногами, обвязанными тряпками. Ноги его ступали тяжело и неуклюже. Он шел на запад. Тигран и Люсик долго смотрели на особенную спину идущего с востока немецкого солдата. Вдруг немец остановился, сделал два неуверенных шага, покачнулся и упал...
Люсик подошла к упавшему немцу, наклонилась над ним, пощупала пульс,— он был мертв.
Может быть, это был последний не взятый в плен немецкий солдат в Сталинграде. Где он скрывался, в каком логове? Куда он шел?
До медсанбата Тигран и Люсик шли молча.
«Уа... у-а... у...» — слышал Тигран писк новорожденного. «Рождаются новые люди,— думал он,— жизнь никогда не иссякнет, не прекратится...»
Он силился представить себе лицо сына. Ему казалось, что в это утро в освобожденном Сталинграде вновь прозвучал первый плач новорожденного Овика.
И сердце Тиграна забилось от предчувствия счастья.
Уходили с неба черные, тяжелые тучи, так долго омрачавшие жизнь миллионов людей...
эпилог
I
Представлялось, что после тяжелых боев людям захочется лишь одного: покоя, отдыха. Но оказалось не так — на второй же день люди стали томиться в тишине мертвого Сталинграда.
В разрушенный и молчаливый Сталинград возвращались тысячи жителей. В жестокие зимние морозы они рыли землянки среди заледеневших развалин, кое-как размещались в каменных сырых норах и подвалах со своими измученными, истощенными детишками.
Каждый день радио сообщало об освобождении все новых и новых городов и районов. Все фронты перешли в наступление, а войска, стоявшие в Сталинграде, оказались вдали от великих событий.
Гвардейская дивизия генерала Геладзе распрощалась со Сталинградом.
Все подразделения дивизии со своим вооружением и тыловыми обозами потянулись к станции Котлубань. В течение трех-четырех дней к станции подходили порожние железнодорожные составы, грузились и уходили на запад. А не попавшие в эшелон войска оставались в открытом поле, в палатках и землянках, нетерпеливо дожидаясь своей очереди. Бойцы волновались, строили предположения, на какой фронт их повезут. У всех было желание сражаться за освобождение тех городов, которые они оставляли врагу во время прошлогодних трагических боев:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251