ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Она с первых же дней завела любовь с Сархошевым. Меликян раза два укорял Сархошева за этот блиц-роман, а потом махнул рукой: «Ну, и черт с ними. Мне-то что». Жили они все в одной большой комнате: Меликян, Сархошев, старуха с дочерью и Бено Шароян, неизменный ординарец Сархошева. Однажды, когда Минас пришел домой, дверь ему открыл Бено.
— Лейтенант дома? — удивился Меликян.
— Дома, собирается спать.
— Бедняга, намаялся, должно быть, воевавши? Шароян молча вышел из дома.
Сархошев лежал на Фросиной постели; Фрося, увидев Меликяна, встала с постели, пошла, босая, в одной рубашке, доставать ухватом из печи глиняный горшок со щами. Старуха спала, отвернувшись к стене.
— Я не голоден, не беспокойтесь,— сказал Меликян, разглядывая широкую спину, сильные, толстые руки, крепкие ноги женщины. Казалось, она могла бы одолеть и борца.
Покосившись на Минаса, она втолкнула глиняный горшок обратно в печку.
-— Дело ваше, я обед оставила,— сказала она и забралась под одеяло к Сархошеву.
— Успели пожениться? — с деловитой серьезностью спросил Минас.
— Мы никому не мешаем,— ответила Фрося.— Он вполне уважает женщин, а я уважаю мужчин, и спим вместе. Поважней есть для вас дела, чем нашу жизнь регулировать.
— А если мать проснется, что ты скажешь, Сархошев?
— А что такого? Места мало, вот и спим вдвоем. В глазах Минаса потемнело, дыхание сперло, руки
задрожали.
— Бессовестный ты, бесстыжий! — закричал он. Сархошев подумал: «Безумный старикан, не стоит
его раздражать».
— Минас Авакович, зря ты сердишься, честное слово, зря. Ведь война идет, а мы не деревянные. Кто знает, сколько нам жить осталось,— может, месяц, а может, неделю.
— Молодец, Сархошев, что и говорить! Значит, ты считаешь,— если умирать, то уж лучше собачьей смертью?
Спор начался по-русски, но затем спорщики заговорили по-армянски.
— Что ему надо? Нас ругает? — тревожно спросила Фрося.— Ему какое дело, милиционер он, что ли?
— Молчи, бесстыжая! — сказал ей Меликян.
— Не имеете никакого права оскорбишь меня, сами вы бесстыжий! — ответила Фрося.
Старуха Глушко подняла голову, взглянула на Меликяна.
— Поздравляю,— сказал Меликян,— теперь у вас есть зять, ваша дочь мужа нашла.
— А вы чего скандалите? — спокойно спросила старуха.— Как собака на сене: сама не ест и другим не дает.
Минас махнул рукой, стремительно вышел на улицу.
Он шагал по темным улицам и задыхался от гнева. «Ни стыда, ни совести! Каждый день пишет жене, а сам тут бесстыдствует. Пусть будет проклят отец того, кто называет тебя человеком...»
Дойдя до перекрестка, он вспомнил, что неподалеку, в доме, где живут родные Ивчука, обосновалась Седа Цатурян, университетская подруга его сына Акопа. Можно зайти поговорить, узнать, кто получил письма из Армении; может, и ему есть письмецо, ведь Седа всегда лично передает ему письма.
Седа и хозяйки не спали. Шура вслух читала книгу матери и Седе.
Женщины радушно встретили Меликяна.
— А для вас радость,— сказала Седа, протягивая Меликяну конверт,— вам письмо от Акопа, сегодня пришло.
Минас стал жадно читать письмо и уже не слышал, о чем говорили женщины. В эти минуты он забыл о всех своих волнениях, забыл о стычке с Сархошевым, да и вообще забыл, что существуют на свете Сархошев, Фрося с матерью.
Дочитав, он торжественно сказал Седе:
— Акопа наградили орденом Красной Звезды! Он шлет тебе и Аргаму привет.
Седа радостно вскрикнула:
— Завтра напишу ему письмо, поздравлю. И вас, отца, поздравляю!
— Видишь, Шура, война от Армении далеко, а отец и сын оба на фронте, как и в нашей семье,— сказала Вера Тарасовна.
— А как же иначе? — ответила Шура.
Вера Тарасовна, желая сказать гостю приятное, проговорила:
Сидя у печки, обхватив руками колени, Ираклий и Аргам негромко беседовали. Гамидов, полузакрыв глаза, прислушивался к их словам. Ираклий и Аргам говорили о девушках. И, слушая их, Гамидов вспоминал, как он поцеловал черные глаза Мирвари, и Мирвари закрыла лицо руками, убежала домой, а он долго, долго ходил по саду...
Он снова зарядил дровами печку и улегся, примостив под голову плоский бок котелка, положенного в вещевой мешок. Вдруг мечты ушли, утихла тоска. Ему показалось, что не было на свете места приятнее этой землянки, нет в мире подушки мягче его вещевого мешка. Сон одолевал его.
— Присмотрите немножко за печкой, я подремлю с полчаса, — попросил он Микаберидзе и Вардуни.
— Спи, спи, присмотрим,— сказал Аргам. Блаженно потягиваясь и зевая, Гамидов пробормотал:
— Саг ол, азиз кардашым... — и заснул крепким солдатским сном.
А Ираклий и Аргам продолжали беседу.
— Знаешь, мне кажется,— сказал Ираклий,— что в тот день мы пошли на разведку еще и затем, чтобы я нашел ее... И как хорошо, что твоя Седа живет у них! И представляешь, война окончена, враг разбит. Я живу в Кутаиси, женился на Шуре. А ты в Ереване, женат на Седе. Постареем мы, война, походы, вещевые мешки стали далеким воспоминанием, и на каком-нибудь курорте у моря вдруг встретимся. Представляешь? Шура и Седа вскрикнут, обнимутся, представляешь себе? А мы с тобой начнем вспоминать кочубеевские леса, танковые атаки, город Вовчу и вот эту землянку...
— Мечты, мечты, тяжела была бы жизнь без вашего очарования,— патетически продекламировал Аргам.
Дверь открылась, ворвался морозный ветер.
— Ну и темно! — проговорил Бурденко.— Я, бра-точки, зараз засвичу лампу в двести двадцать свечей с настоящим стеклом, та ще с повным запасом керосина.
И в самом деле, новая лампа необычно ярко осветила землянку. Гамидов проснулся и подложил в печку сухих дров, которые приберегал к рассвету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251
— Лейтенант дома? — удивился Меликян.
— Дома, собирается спать.
— Бедняга, намаялся, должно быть, воевавши? Шароян молча вышел из дома.
Сархошев лежал на Фросиной постели; Фрося, увидев Меликяна, встала с постели, пошла, босая, в одной рубашке, доставать ухватом из печи глиняный горшок со щами. Старуха спала, отвернувшись к стене.
— Я не голоден, не беспокойтесь,— сказал Меликян, разглядывая широкую спину, сильные, толстые руки, крепкие ноги женщины. Казалось, она могла бы одолеть и борца.
Покосившись на Минаса, она втолкнула глиняный горшок обратно в печку.
-— Дело ваше, я обед оставила,— сказала она и забралась под одеяло к Сархошеву.
— Успели пожениться? — с деловитой серьезностью спросил Минас.
— Мы никому не мешаем,— ответила Фрося.— Он вполне уважает женщин, а я уважаю мужчин, и спим вместе. Поважней есть для вас дела, чем нашу жизнь регулировать.
— А если мать проснется, что ты скажешь, Сархошев?
— А что такого? Места мало, вот и спим вдвоем. В глазах Минаса потемнело, дыхание сперло, руки
задрожали.
— Бессовестный ты, бесстыжий! — закричал он. Сархошев подумал: «Безумный старикан, не стоит
его раздражать».
— Минас Авакович, зря ты сердишься, честное слово, зря. Ведь война идет, а мы не деревянные. Кто знает, сколько нам жить осталось,— может, месяц, а может, неделю.
— Молодец, Сархошев, что и говорить! Значит, ты считаешь,— если умирать, то уж лучше собачьей смертью?
Спор начался по-русски, но затем спорщики заговорили по-армянски.
— Что ему надо? Нас ругает? — тревожно спросила Фрося.— Ему какое дело, милиционер он, что ли?
— Молчи, бесстыжая! — сказал ей Меликян.
— Не имеете никакого права оскорбишь меня, сами вы бесстыжий! — ответила Фрося.
Старуха Глушко подняла голову, взглянула на Меликяна.
— Поздравляю,— сказал Меликян,— теперь у вас есть зять, ваша дочь мужа нашла.
— А вы чего скандалите? — спокойно спросила старуха.— Как собака на сене: сама не ест и другим не дает.
Минас махнул рукой, стремительно вышел на улицу.
Он шагал по темным улицам и задыхался от гнева. «Ни стыда, ни совести! Каждый день пишет жене, а сам тут бесстыдствует. Пусть будет проклят отец того, кто называет тебя человеком...»
Дойдя до перекрестка, он вспомнил, что неподалеку, в доме, где живут родные Ивчука, обосновалась Седа Цатурян, университетская подруга его сына Акопа. Можно зайти поговорить, узнать, кто получил письма из Армении; может, и ему есть письмецо, ведь Седа всегда лично передает ему письма.
Седа и хозяйки не спали. Шура вслух читала книгу матери и Седе.
Женщины радушно встретили Меликяна.
— А для вас радость,— сказала Седа, протягивая Меликяну конверт,— вам письмо от Акопа, сегодня пришло.
Минас стал жадно читать письмо и уже не слышал, о чем говорили женщины. В эти минуты он забыл о всех своих волнениях, забыл о стычке с Сархошевым, да и вообще забыл, что существуют на свете Сархошев, Фрося с матерью.
Дочитав, он торжественно сказал Седе:
— Акопа наградили орденом Красной Звезды! Он шлет тебе и Аргаму привет.
Седа радостно вскрикнула:
— Завтра напишу ему письмо, поздравлю. И вас, отца, поздравляю!
— Видишь, Шура, война от Армении далеко, а отец и сын оба на фронте, как и в нашей семье,— сказала Вера Тарасовна.
— А как же иначе? — ответила Шура.
Вера Тарасовна, желая сказать гостю приятное, проговорила:
Сидя у печки, обхватив руками колени, Ираклий и Аргам негромко беседовали. Гамидов, полузакрыв глаза, прислушивался к их словам. Ираклий и Аргам говорили о девушках. И, слушая их, Гамидов вспоминал, как он поцеловал черные глаза Мирвари, и Мирвари закрыла лицо руками, убежала домой, а он долго, долго ходил по саду...
Он снова зарядил дровами печку и улегся, примостив под голову плоский бок котелка, положенного в вещевой мешок. Вдруг мечты ушли, утихла тоска. Ему показалось, что не было на свете места приятнее этой землянки, нет в мире подушки мягче его вещевого мешка. Сон одолевал его.
— Присмотрите немножко за печкой, я подремлю с полчаса, — попросил он Микаберидзе и Вардуни.
— Спи, спи, присмотрим,— сказал Аргам. Блаженно потягиваясь и зевая, Гамидов пробормотал:
— Саг ол, азиз кардашым... — и заснул крепким солдатским сном.
А Ираклий и Аргам продолжали беседу.
— Знаешь, мне кажется,— сказал Ираклий,— что в тот день мы пошли на разведку еще и затем, чтобы я нашел ее... И как хорошо, что твоя Седа живет у них! И представляешь, война окончена, враг разбит. Я живу в Кутаиси, женился на Шуре. А ты в Ереване, женат на Седе. Постареем мы, война, походы, вещевые мешки стали далеким воспоминанием, и на каком-нибудь курорте у моря вдруг встретимся. Представляешь? Шура и Седа вскрикнут, обнимутся, представляешь себе? А мы с тобой начнем вспоминать кочубеевские леса, танковые атаки, город Вовчу и вот эту землянку...
— Мечты, мечты, тяжела была бы жизнь без вашего очарования,— патетически продекламировал Аргам.
Дверь открылась, ворвался морозный ветер.
— Ну и темно! — проговорил Бурденко.— Я, бра-точки, зараз засвичу лампу в двести двадцать свечей с настоящим стеклом, та ще с повным запасом керосина.
И в самом деле, новая лампа необычно ярко осветила землянку. Гамидов проснулся и подложил в печку сухих дров, которые приберегал к рассвету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251