В сумерках белели скирды хлеба, а вблизи хуторов и кучи половы, похожие на больших животных; темные полосы леса резкими зигзагами выделялись на фоне неба, а там, позади, где большая туча, словно крыша, беззвучно приближалась к луне, небо сливалось с землей и лесом в одну угрожающе черную массу, и озеро на той стороне также приняло угрюмый вид. Реэт захотела поплыть именно туда.
Оба молчали, и не слышно было ничего, кроме плеска весел и журчания воды перед носом лодки.
— Доплывем до кувшинок, — предложила Реэт, сидевшая за рулем, — я знаю, где их можно достать.
«Теперь же не цветет ни одна кувшинка», — подумал Йоэль, но не захотел спорить, продолжая грести по-прежнему. Уже край тучи закрыл луну, и кругом стало совсем темно, когда они приблизились к зарослям лопуха, среди которых действительно белели отдельные поздние кувшинки. Они направили лодку в самую гущу листьев и принялись рвать крупные цветы со змеевидными стеблями.
Как раз, когда Реэт вытянула руку, чтобы схватить белевший поодаль цветок, а Йоэль встал, чтобы подтянуть его веслом, лодка качнулась, и Реэт неожиданно упала в воду. От толчка Йоэль свалился на сиденье, и это помешало лодке перевернуться.
— Осторожно! — крикнула Реэт а воды Йоэлю, который в волнении вскочил, чтобы протянуть Реэт конец весла.
Вода была не особенно теплой, и, когда Реэт снова очутилась в лодке, она сама принялась грести к дому, чтобы согреться.
Никто не слышал, как они открыли дверь в сени и, в темноте держа друг друга за руки, добрались до той комнаты, в которой днем устроилась Реэт. Пока она снимала с себя мокрую одежду и сушилась, Йоэль в кухне испытывал знаменитую электрическую плиту, которой никто
еще не сумел или не захотел пользоваться, чтобы вскипятить чаю.
В окна стучал дождь, и, когда Йоэль пришел с чайником и они вместе отправились искать коньяк, Реэт сказала:
— В такую погоду ты никуда не пойдешь. Переночуешь у нас.
Йоэль ничего не имел против этого, но в глубине души почувствовал, что сегодня ночью должно случиться то, чего он ждал и боялся.
Выпили пуншу, вспоминая во всех подробностях случай на озере, но, видимо, и Реэт начала испытывать тайное предчувствие чего-то решающего, _что должно произойти между ними. Чем спокойнее был Йоэль, тем более нервно звучал голос Реэт; она боязливо отводила любую попытку приблизиться к ней.
— Нельзя, нельзя! — При этом в глазах ее выражался страх и искренняя мольба о пощаде.
— Все еще нельзя?
— Я же не могу! Не смею! Я связана! Постарайся хоть ты... сдержаться, — взмолилась Реэт, ухватив Йоэля за пиджак и руку, — ты сильнее, постарайся ты... Я боюсь, что больше не смогу устоять.
Но раньше, чем кто-нибудь из них успел подумать, губы их уже нашли друг друга. Долго сдерживаемое и вспыхнувшее наконец пламя не так легко было потушить.
Но за этим вскоре последовало раскаяние, и Реэт расплакалась, словно ребенок, у которого разбили куклу.
— И это я осуждала других женщин, когда они... Сердце мое уже нечисто, губы не смеют говорить правду. Я должна лгать... или молчать. Но молчание тоже ложь. Как я теперь посмею взглянуть в глаза Ильмару? Нет, уходи отсюда! Уходи!.. Нет, не ты один, уйдем оба! Бежим! Ах, я была дурной, я дурная...
Реэт зарыдала.
— Забудь обо всем, что вне нас! — уговаривал ее Йоэль. — Сумеем и мы с тобой прожить вдвоем!
Реэт хваталась -за каждое слово Иоэля, словно утопающий за соломинку. Она жаждала уверений, что Йоэль не оставит ее, что он не бросит ее одну. Когда она в этом уверилась, к ней опять вернулись радость и опьянение, и если первый поцелуй сопровождался страхом, то следующие были уже свободны от всякого сомнения. Каждая ласка вызывала лишь жажду более сильных, более глубоких объятий.
Вдруг в дверь постучали, нет, прямо забарабанили. Щеколда отчаянно заходила вверх и вниз.
— Реэт! Впусти! Открой дверь!
К счастью, это был всего лишь голос Луи! Молодые люди быстро привели себя в порядок, и Реэт открыла дверь.
— Бога ради, тише! Что ты бродишь тут ночью?
От Луи остались только кожа да кости, на его смертельно-бледном лице особенно жутко сверкали глаза. Высовывавшиеся из полу коротких рукавов ночной рубашки руки свисали как-то беспомощно и напоминали больше руки мертвеца, чем живого человека. Йоэль встал и поглядел на ворвавшегося скорее с жалостью, чем с враждой. Но Луи только на минуту скользнул взглядом по своему сопернику, чтобы тем яростнее обрушиться на Реэт, — он, видимо, считал, что имеет на нее какие-то права.
— Обманщица! Лгунья!
Он стоял посередине комнаты, разгневанный на женщину, которая жила в этом доме, скрываясь от него, и обманывала его, вытворяя бог знает что за его спиной!
— Но, милый Луи, давай сейчас же вернемся к тебе, я отведу тебя наверх, будь же умником!—упрашивала Реэт и взяла его- под руку. Но Луи резким движением вырвал свою руку, им овладел приступ ярости, с которым он не в силах был сладить. Он стал размахивать кулаками, пытаясь ударить Реэт, и все громче выкрикивал свои прежние слова. Он, видимо, хотел, чтобы сбежался весь дом и учинил суд над изменницей.
Йоэль приблизился к юноше, бешенство которого было ему непонятно, и попытался схватить его за руки. Но Луи вырвался, разъярившись еще больше, раскидал все, что попалось под руку, опрокинул стул и, прежде чем кто-нибудь мог помешать ему, швырнул в Реэт схваченными со стола ножницами. Они попали бы ей прямо в лицо, если бы она не успела заслониться рукой. Но одно из остриев все же провело длинную царапину по голой руке, и из нее тотчас же начала сочиться кровь.
Дело приняло более серьезный оборот, чем можно было ожидать, и Йоэлю стоило немалых усилий, чтобы, укрощая Луи, не пострадать самому, так как, подхватив Луи и вынося его из комнаты, он уже испытал на себе ногти и зубы больного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109