Рыйгас! И за что?
Кики повысила голос, чтобы услышали и те двое, увлеченные друг другом:
— Он обвинял меня в том, будто я продалась Хурту! Да, именно так он сказал...
Все прислушались. Послышались вопросы: как? что это значит?
— Я тоже спросила его, что это значит и в чем я опять провинилась. И мне сказали, будто я все тайны выдаю Хурту, а оттуда они переходят дальше к партийцам. Будто я стараюсь угодить обеим сторонам. Будто я подозрительная особа, пытающаяся находиться между обоими лагерями. Но разве человек, который хочет быть в хороших отношениях со всеми, непременно должен быть подозрительным? И в чем, собственно, моя доброта? Я сказала ему, пусть поостережется еще раз задеть господина Хурта! Глаза выцарапаю! Именно так я и сказала. И теперь я так боюсь...
— Чего же вы боитесь? — спросил Хурт.
— Что я и на самом деле выцарапаю ему глаза! Они там что-то высиживают против вас. У меня такое чувство, будто они действительно что-то там высиживают.
— Ах, пустяки, — ответил Хурт, — насколько мне известно, я никакого преступления не совершил. Что же они могут поделать? Места лишить? Будто нельзя найти другой работы!
— То же самое и я сказала Рыйгасу, — я, мол, всюду найду себе работу. Пускай не беспокоится обо мне, я хоть в прачки наймусь.
— Как, разве вы тоже думаете уйти, если... — спросил Кийпсаар.
— А как же! Рыйгас сказал, что все женщины должны исчезнуть из учреждений. Пускай отправляются на кухню и в детские. У нас в канцелярии все женщины боятся, как бы их и вправду не уволили, когда пройдет это голосование,
Обещают голосовать за Национальный фронт, чтобы хоть таким образом спасти себя.
— Глупости! — воскликнул Кийпсаар. — Мы еще посмотрим ! Надо будет написать об этом хорошенькую статейку!
— Непременно напишите! — сказала Кики.
— Когда я выложу все свои карты, — продолжал Кийпсаар, — я у них спутаю не один план. И прежде всего у того, кто собирается нажиться на всем этом.
— Кто же это? — спросила госпожа Нийнемяэ.
— Тарас, конечно.
— Тарас? — спросил Хурт. — А что вы о нем знаете?
— Знаю, что он и не думает отдавать свой участок под ратушу, а собирается возвести там большой торговый дом и уже втянул в свою компанию целый ряд денежных людей, — следы ведут даже в городскую управу... Если этот торговый дом задуман всерьез, то можно быть уверенным, что и с ратушей дело пойдет. Иначе какой им смысл строить торговый дом именно там? Но если с торговым домом ничего не выйдет, это будет означать, что и ратушу не так скоро построят. Кому тогда интересно спешить с этим? Тогда проекты можно будет на многие годы упрятать под сукно...
— Нет, мой муж сказал, что торговый дом непременно будет построен, — с живостью, словно какое-то приятное известие, сообщила госпожа Нийнемяэ Хурту.
— Откуда ваш муж знает это? — заинтересовался Хурт.
— Он сам в этом замешан, он акционер или что-то в этом роде... Они с Тарасом ведут эти дела...
— Вот как, и он тоже? — с.удивлением спросил Кийпсаар.
Тут госпожа Нийнемяэ спохватилась, что сболтнула
лишнее.
— Но ради бога, ни слова о моем муже! Или если упомянете его, то напишите, что он ничего не имеет против постройки ратуши, что он большой поклонник Хурта, что он вообще...
— ...прекрасный человек! - пошутил Кийпсаар.
Когда встали из-за стола, у всех было повышенное
настроение.
Кийпсаар попытался разузнать у Кики о настроениях и взглядах городских заправил, их ведомственных интригах, о примерах продажности в рядах сторонников Национального фронта, насколько это было известно Кики.
В это время госпожа Нийнемяэ с Хуртом удалились в другие комнаты. Правда, в этих помещениях не было ничего привлекательного для Хурта. Даже незаконченный ковер, над которым госпожа Нийнемяэ трудилась от скуки, был довольно кричащих тонов. Хурт остро почувствовал понял, что эта женщина не на месте среди этих трезвых, скучных стен, где Требовательный вкус Неизбежно должен был зачахнуть. Да, ее нужно бы просто вырвать отсюда и пересадить в более благоприятную среду. «Способен ли вообще господин Нийнемяэ, — подумал Хурт, — по достоинству оценить естественную гибкость и грацию этой женщины?»
Когда они в рабочей комнате Нийнемяэ, стоя рядом, разглядывали бронзовый бюст хозяйки дома, плечи их соприкоснулись, и это было обоим так приятно, что никому из них не хотелось сдвинуться с места.
Вскоре встретились и их глаза. Возник немой, но страстный диалог, сладкий и многозначительный.
Когда они позднее вернулись в залу, госпожа Нийнемяэ ощутила свою полную победу над Кики, но попыталась скрыть это. Бридж, которым они снова занялись, уже не вызвал прежнего оживления.
К полуночи вернулся домой сам Нийнемяэ. Он был, как всегда, дружелюбен и выразил удовольствие, что жене не пришлось сидеть дома одной. Сам он на обратном пути угодил с мотоциклом в канаву и продрог на холодном встречном ветру, так что горячий пунш был просто необходим.
Чем больше пил Кийпсаар, тем больше росло его возбуждение, тем сильнее он жаждал сцепиться с кем-нибудь. Вскоре он уже принялся нападать на самого Нийнемяэ.
— В старину кабак строили под боком у церкви, — сказал он, — а нынче торговый дом возводят чуть ли не под крышей ратуши. Говорят, что и вы, господин Нийнемяэ, участвуете в этом деле?
— Кто это сказал вам?
Госпожа Нийнемяэ сидела словно на горячих угольях. Кто велел ей выдавать семейную тайну! Теперь Кийпсаар всем разболтает. И она, Реэт, виновата в этом.
Но Кийпсаар уже сам сообразил, что злоупотребил доверием, и свалил вину на Тараса, который якобы хвастался многочисленными участниками своего предприятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109