.. Нет, не скажу. Вы поверите, что так и есть, огорчитесь, рассердитесь на меня...
— А разве это нас касается? — спросил. Йоэль. - Разве ты не на себя раскладываешь?
— На себя? Нет, зачем же на себя? - удивилась Кики с тем кокетливым видом, из-за которого никогда нельзя было понять, правду она говорит или нет.
— Конечно, на тебя похоже, что ты не станешь гадать на себя. Ты же неисправима! — сказал Иоэль.
— Покажи свою руку! — попросила Кики Иоэля.
Так как уже стемнело, им пришлось подойти к самому окну. Почувствовав возле своей руки теплоту груди гадальщицы, Йоэль слегка отстранился, чтобы не причинять боль Реэт.
— Ну да, — начала хиромантка, на ощупь отыскивая пальцем что-то на ладони и покачав головой. — Вот в чем дело! Линия сердца у тебя совсем смутная, разветвляется в разные стороны и никуда не ведет.
Йоэль почувствовал себя внутренне задетым. Он и сам отлично знал, — насколько тверд он во всем, что касается разума, настолько же неопытно и неуверенно его сердце. В этой области он довольствовался случайностью, здесь он шагал словно по болотистой местности, не зная, когда провалится или споткнется нога. Он вырвал свою руку и сказал:
— Лучше дай нам поесть. Мы голодны.
— Нет, нет, погадай и мне на картах! Погляди и мою руку! — стала просить Реэт.
Кики инстинктивно чувствовала, что в отношениях между этими двумя наступила мертвая точка, и, сколько бы они ни дурачились здесь, ни один из них не смеет взглянуть правде в глаза, а старается убежать от нее. Кики сама всю жизнь страдала от этого, и теперь у нее не было никакого основания, чтобы завидовать другим, скорее, ей захотелось подтолкнуть и даже спровоцировать их. В своей любовной игре они ничуть не стеснялись ее, наоборот, даже бравировали перед ней, но какое это имело значение! «Бедняжки!» - подумала Кики и начала раскладывать карты для Реэт.
Они предсказывали многое: вечерние путешествия, письма, деньги, флирт с молодым человеком, смерть, но сердце успокаивалось на своем муже.
«В глубине души Кики, наверно, слегка ревнует, — подумала Реэт, — она не хочет разложить карты так, чтобы вышло совсем хорошо». Да и упоминание о своем муже в данной ситуации было не особенно тактичным.
Пока Кики накрывала на стол, Реэт полежала на ее кровати, подложив руки под голову. Грудь ее поднялась, кудри упали на лоб. Она устала, и в легких у нее закололо, чего уже давно не случалось. «Я, может быть, заразилась от Луи», — подумала она, и при этой мысли ей сделалось жарко.
Йоэль пришел из кухни, где Кики осталась жарить что-то, и подсел к Реэт. В бледном свете, падавшее от
лампы, стерлись отдельные черты лица лежавшей, остался только общий облик и живые глаза. Йоэль не мог отвести взора и только шептал со страстью:
— Хочу вас, хочу вас исцеловать!
По лицу Реэт пробежало недоброе, готовое к отпору выражение. «Почему он это только говорит? Почему не делает этого?» Но когда Йоэль наклонился, она капризно отвернулась, оттолкнув его, и, когда это не помогло, укусила ему руку. Не показывая своей боли, Йоэль с удивлением уставился на Реэт, чьих капризов он не понимал. Он даже не взглянул на сине-багровые следы зубов на руке. От вида этой ранки Реэт стало жалко Йоэля, и она попросила у него прощения. Но теперь тот в свою очередь закапризничал.
Кики, вошедшая в комнату с жареной картошкой на сковородке, поглядела на обоих и сказала:
— Бог ты мой, вы же еще не женаты;, чтобы делать Друг сцены!
Около полуночи Йоэль решил уйти домой, и Реэт пошла провожать его. Молодые люди уже подошли к мельничной плотине, уже приблизились к лесу, по дороге отыскав истлевший осиновый пень, который не раз светился фосфорическим блеском. Но сейчас он был черным, как и вся земля в подлесье. Реэт дальше не пошла, и Йоэль, в свою очередь, пошел провожать ее обратно. Так они несколько раз провожали друг друга, и, поскольку расстаться становилось все труднее, они в конце концов оба вернулись к Кики. До рассвета никто не .засыпал.
В отношения их снова вернулась весенняя свежесть. И в следующие дни они забывали о времени, забывали о еде. Весною, когда кругом цвела природа, их мысли тоже не шли дальше этого цветения. Но и сейчас, когда уже подоконники, стулья и столы были завалены спелыми яблоками, они все еще собирались цвести, как цветы в горшках, т и лето, и осень, и зиму, хоть всю жизнь до конца. Словно отношениям их и не суждено было дозревать.
Этот удобный, но вместе с тем противоестественный застой в развитии, не возбуждавший даже любопытства к будущему, приводил иногда к дисгармонии, вызывая у Реэт минутные капризы, у Йоэля — желание бросить все и бежать. Но в то время как в подсознании эта неудовлетворенность подготавливала, быть может, катастрофу, оба они все еще довольствовались опьянением обманчивых минут, позволявших забыть обо всем на свете.
Когда они на следующий вечер сидели на старом бревне возле озера и в разговоре у них возникла пауза, Реэт вдруг спросила:
— Скажите мне, зачем вы, собственно, вернулись сюда, в деревню?
После некоторого молчания Йоэль ответил:
— Я и сам не знаю почему... Мне хотелось все забыть и жить только работой, но я не смог. Вы мне начали мерещиться в каждой линии, в каждом росчерке пера, я искал вас на каждой улице...
— Иоэль! — растроганно воскликнула Реэт, схватив его руку.
В последовавшем молчании оба пережили всю глубину своего счастья. Но потом рукопожатие Реэт ослабело.
— Чем все это кончится? Жизнь моя складывается так странно... Когда я выходила замуж, я думала, вот когда я заживу спокойно и счастливо. Но на деле все иначе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109