Впрочем, эта неудача не прерывает начатого дела: подняв ногу, кот с крайним ожесточением выискивает в белой шерсти какого-то паразита, который ему все еще докучает. После этого Хабиб долго чистится и наводит на себе глянец. Розовый язычок облизывает и правую лапку, которой животное тщательно очищает мордочку, уши и даже макушку.
От стука, произведенного упавшим Хабибом, просыпается Рыйгас. Умбъярв тоже открывает глаза, но остается неподвижным.
Хабиб подбегает к блюдечку, но, увидев, что оно все еще остается пустым, мяучит уже более требовательно.
— Хабиб хочет выйти, — говорит Умбъярв.
— Хабиб хочет молока, — отвечает Рыйгас и вскакивает с постели. Освежив лицо под краном и накинув на себя кой-какую одежду, он отпирает дверь и. выходит в коридор. Хабиб тотчас же подымает хвост и ласково трется о дверной косяк. Он. знает, что теперь получит молоко: каждое утро за дверью стоит большая бутылка с молоком, и он первым получает свою долю.
Но Рыйгас возвращается с пустыми руками.
— Свинство! — сердится он. — Опять нет молока! Уже третье утро нет! Кто-нибудь свистнул бутылку или больше не присылают! Во всяком случае, безобразие!
— Ну что ж, что нет, — отвечает Умбъярв с постели, спокойно подкладывая руку под голову.
— Каждое утро было. Уже два месяца. А теперь вдруг нет... Ясно, что кто-то здесь плутует. Должны носить каждое утро. А теперь не носят.
— Ты же знаешь, что никто не должен носить.
— Да, но до сих пор носили. А теперь поди дознайся, откуда приносили и кто посылал! Всюду, куда ни взглянешь, мошенничество! Ведь кто-то заказал для нас это молоко, не правда ли? Почему же мы вдруг в один прекрасный день больше не получаем? Скажи, почему? Должна же быть какая-то причина. Я уверен, посыльный прикарманивает деньги за молоко, больше ничего, Может,
ты думаешь, что тут. какое-то недоразумение? Что вдруг окажется — плати деньги за весь месяц! Но ведь мы никому не заказывали. Просто свинство! — И Рыйгас сердито отпихнул ногой кота, который все еще вопросительно глядел на него.
— Уйди, не лезь под ноги!
'Потом он зажег сигарету и принялся ходить взад- вперед. Умбъярв и пальцем не пошевельнул, продолжая лежать на спине. «Нет так нет» — таково было его глубокомысленное заключение об этом деле.
Но Рыйгас не мог так легко успокоиться. Хабиб тоже. Их приятная привычка каждое утро находить за дверью молоко со временем превратилась как бы в их неотъемлемое право. Теперь этот обычай был грубо нарушен. Им и в голову не приходило дознаваться, чья это добрая рука ставила бутылку за дверью. Вместо того чтобы быть благодарными за подарок, который они доселе получали, они сердились на то, что эта столь долго продолжавшаяся щедрость кончилась.
Умбъярв уже давно догадался, что молоко могла посылать только Кики. Она жила в этом же доме, ради развлечения заходила в мастерскую обучаться лепке и, когда месяца два назад Умбъярв заболел гриппом, достала ему дров для печки, — с того же времени за дверью систематически стала появляться бутылка молока. Правда, Кики упорно отрицала, что это ее заслуга. Но Умбъярв уже знал ее, она принадлежала к числу тех редких людей, которые любят творить добро тайком.
— Зачем ты напрасно раздражаешься? — спросил он. — Ведь ты и права не имел получать это молоко.
Умбъярв сразу заметил, что сделал ошибку, употребив слово «ты» вместо «мы» и даже, подчеркнув это. Рыйгас еще более возмутился:
— Ах, так я еще должен уплатить тебе за молоко? Разве это молоко было предназначено только тебе? На бутылке был написан твой адрес? Ты, может быть, еще упрекнешь меня, что я у тебя ночую?
— Этого я не говорил, — ответил Умбъярв, продолжая неподвижно глядеть в потолок.
— Еще бы! Этого еще недоставало! — ответил Рыйгас.
Он снял с головы мадонны свой котелок, провел по
нему рукавом, надел и вышел, захлопнув за собой дверь. Вернувшись с лестницы, он сказал:
— Когда придет Хурт, — ты помнишь нашего товарища по школе Хурта? Он должен был зайти ко мне, — когда он придет, скажи, чтобы зашел в наш клуб. До свиданья!
В десять часов госпожа Нийнемяэ пришла позировать. Скульптор Умбъярв, одетый в измазанный глиной халат, тотчас же принялся разворачивать незаконченную голову, не обращая особого внимания на саму модель.
«Словно саван снимает», — с невольной жутью подумала Реэт. Тяжелый запах глины также напоминал могилу. При этом и сам Умбъярв выглядел смертельно серьезным.
Две недели тому назад Реэт Нийнемяэ набралась храбрости и решила, будь что будет, дать вылепить себя. Всю фигуру. На всякий случай она захватила свой купальный костюм. Кики, к которой она перед этим зашла, приободрила ее, сказав, что скульптор видит не тело, а только форму. Но когда она подымалась по лестнице, ей .все же стало стыдно, она замешкалась за дверью и постучала' лишь после того, как приняла решение заказать скульптору только бюст. Однако, когда она увидела перед собой тихого, деловитого Умбъярва, у нее пропал всякий интерес и всякое любопытство, и она попросила вылепить только голову.
Вначале было все же довольно интересно следить, как из бесформенного куска глины постепенно начало что-то вырастать. Когда скульптор, скатав между ладонями кусочек глины, добавлял ее то сюда, то туда, Реэт думала: «Не сотворил ли и бог так человека — пробуя и так и сяк, то добавляя глины, то убирая лишнее?»
— А себя вы лепили? — спросила госпожа Нийнемяэ.
— Нет. Это невозможно. Никто ведь не знает самого себя. Никакое зеркало тут не поможет, — медлительно, останавливаясь после каждой фразы, объяснил Умбъярв, как будто и фразы его были катышками глины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109