хозяйка поливала недавно посаженную капусту, хозяин вырезал зубья для грабель, батрачка косила в саду траву для коров, мечтая о четверговом вечере и ночных приключениях. Один Йоэль не знал, куда деваться в эти послеобеденные часы, потому что все знаки предостерегали: не приходите!
Ветер тихонько шумел в ветвях старой липы и пробегал по вершинам яблонь, ласточки быстро носились по двору, а где-то призывно посвистывала иволга. С книжкой под мышкой, пройдя через сад и минуя заросший травой погреб, Йоэль, повернувшись спиной к озеру, зашагал по меже навстречу свисту иволги на лесной опушке.
Ответным свистом подманив птичку поближе, он с досадой снова отгонял ее, углубляясь в лес. Паутинки щекотали лицо, и подчас приходилось раздвигать ветки словно двери. Шаги замедлялись в лесной тишине, он останавливался, разглядывал муравейник или смолистый ствол.
Вдруг странный двойной ствол привлек его внимание. Ель и береза выросли вместе, сплелись, поддерживая друг друга, но ель в конце концов одолела березу и задушила ее. Хотя повыше береза несколько раз и обвивалась вокруг
ствола ели, будто обнимая его, но, видимо, корни ели в этой любовной схватке обхватили корни березы и вынули из них душу.
Эта картина навела Йоэля на размышления. Дурным предчувствием повеяло от нее. Не является ли и любовь в конце концов схваткой э г о и з м о в, чтобы один мог медленно умертвить другого? Нет, так это происходит только в лесу, только в царстве растений, где одно существо утверждает себя, уничтожая другое! Как трудно, например, пробиться сквозь чащу молодого леса, а позднее лишь отдельные деревья вздымаются ввысь, глуша своими кронами слабые растения подлеска. Он вспомнил, как дома в саду приходилось помогать кустам смородины, потому что молодые ясени вторгались всегда в самое сердце плодовых кустов.
На краю небольшого лужка Йоэль нашел удобный холмик, обращенный к солнцу. Он расстелил пиджак, чтобы почитать лежа. Один маленький рыжий муравей пробежал по книге, а другой по руке. Насекомое оказалось упорным, — когда он попытался согнать его, оно сжалось, уцепившись за кожу, которую скоро защипало. Иоэль отбросил муравья на маленькую рыхлую кучку земли, изрытую ходами. К раненому товарищу тотчас же поспешили маленькие санитары, обнюхали, ощупали и принялись лечить и оттаскивать его. Это доброта, подумал Иоэль, животное уже способно испытывать сострадание, и ему вспомнилась старая сука, которая подбежала к упавшему с чердака и жалобно мяукавшему котенку и, приветливо помахивая хвостом, принялась облизывать его, в то же время рыча на кошку, мать котенка. «Не возникает ли доброта из материнского инстинкта, которого растительное царство еще не знает?» — спросил себя Йоэль.
Он отодвинул слегка пиджак, положил голову на сплетенные руки и закрыл глаза. «Доброта и самопожертвование как естественный инстинкт, — продолжал он думать, — нечто такое, чего нельзя не сделать. Ты должен делать добро, и точка. Означает ли свободный выбор всегда предпочтение добра? Вовсе нет. Если бы выбор действительно был свободен, то человек имел бы полное право выбрать и зло. Кики делает добро только в силу инстинкта, а не в силу выбора. Она и зло делала бы без выбора, из чистого инстинкта. А Реэт? Как странно, что я не могу проникнуть в ее сокровенную сущность. Всегда что-то мешает, словно туман застилает глаза. Добра ли Реэт? Зла ли? Я не знаю и знать не хочу. Я слишком близок ей, чтобы оценивать. Я лишь испытываю радость, жажду счастья, ощущаю в себе ее движения, ее смех, ее гибкость, прикосновения ее кожи. Но я не знаю, какова она сама, для меня она стоит по ту сторону добра и зла. Я вырвал ее из семьи, из домашней узости, из чувства собственности, из ее собственного характера. Вдвоем мы составляем частицу природы, нет, даже не частицу, а ее всеобщность».
Иоэль не сумел поймать все мысли, которые стремглав проносились в его голове. Иногда они сбегались со всех сторон и сталкивались, и тогда из этой кучи в сознание проникала какая-нибудь одна, более ясная и логическая мысль. «Наше обособление от других, — думал он, — это уже преступление. Влюбленность всегда преступление. Биология против социологии... Союз двух эгоизмов против всеобщности. А это предательство и преступление. Бунт двух клеток против организма. Да, брак делает их полезными и снова связывает с организмом общества. Но что-то во мне противится полезности и браку. Я, кажется, ступил на дорогу, которая плохо кончается. Куда мы вдвоем вместе растем? Задушит ли когда-нибудь она меня или я ее? Или она вовсе не та, вокруг кого я обвился? Может, это только иллюзия, призрак ее, некая постройка без фундамента, некий воздушный замок? Я ведь только архитектор. И когда-нибудь этот воздушный замок рухнет от одного вздоха и тогда, тогда ничего как будто и не существовало?»
От этой мысли Иоэль вздрогнул и открыл глаза. Одним рывком он вырвался из потока грез. Он встал и почувствовал в себе прилив энергии, готовый пойти навстречу любой судьбе. Он потянулся всем телом, стиснув кулаки, и пробормотал про себя:
— Только жить! Жить! Все остальное — к чертям! И когда-то я мог думать, что жизнь дана не для наслаждения...
На следующий день было воскресенье. Уже с раннего утра лодка Реэт была привязана к мосткам справа, таким образом, «воздух был чист», но Иоэль угрюмо сидел в комнате, разбираясь в одном из своих проектов, за окном выл ветер, переворачивая вершины яблонь. Как назло, вместо вчерашней божественной погоды сегодня разверзлись ворота ада. Еще один пропавший день.
Вдруг в дверь постучали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109