..»
Чета Орайыэ прибыла с опозданием. Госпожу Орайыэ очень мучило предчувствие, что муж вечером снова встретится с мадемуазель Ормус. От этого опасения у нее разболелась голова, но Пауль, ах этот Пауль, и не думал оставаться дома, наоборот, как-то даже заторопился. Он предложил своей маленькой женушке таблетки от головной боли и собирался пойти один. Ничего не поделаешь, Хелена проглотила таблетки и отправилась с ним. Едва они вошли в вестибюль, как кто-то сзади снова открыл парадную дверь. «Ну вот, это она, Ормус!» — словно ясновидящая, всей своей спиной почувствовала госпожа Орайыэ, но минутку спустя кто-то фамильярно обхватил ее бедра, чтобы помочь подняться по ступенькам. Это был адвокат Тамберг со своей глупой привычкой хватать руками все, что приглянется. Но хорошо хоть, что это Тамберг; пускай попробует Пауль приударить за кем-нибудь, я ему покажу... И госпожа Орайыэ вступила в оживленную беседу со старым холостяком адвокатом.
Разговор доносился и сверху. Там, у двери, стоял доктор Арукаск, этот писаный красавец с черными усиками, аккуратно обрамлявшими верхнюю губу, и стряхивал снег с бобрового ворот своей шубы, положив футляр от скрипки на верхнюю ступеньку. Он оживленно болтал с двумя дамами, Ъ то время как двое неразлучных студентов, Кукемельк и Карнеоль, весело смеялись над его остротами. Никто не догадался позвонить, хотя взгляды всех были обращены к двери, как будто она должна была открыться
сама собой. Только госпожа Тийдо, догнавшая их, сообразила нажать па звонок.
Со скрипичным футляром в одной руке, с высоко приподнятым котелком в другой, доктор Арукаск пропустил всех вперед, отвешивая дамам изящные поклоны. Какая из них не желала быть его пациенткой? Он знал их всех насквозь, ему были знакомы известковые отложения в их легких, давления крови, сердечные припадки, рубцы, оставшиеся после операции слепой кишки. И когда мимо него прошла госпожа Тийдо, ему померещилась белая кашица в ее кишках под рентгеновскими лучами и тень ее узкого таза. «Я видел ее насквозь, до самого копчика, — подумал он, — и все же эта женщина чертовски темна для меня».
Когда пришел Йоэль Хурт, взгляд его невольно скользнул по развешанной в передней верхней одежде. У него была большая надежда вновь через долгое время встретить тут маленькую, стройную фигурку госпожи Нпйнемяэ, услышать ее звонкий смех, почувствовать ее близость, касаться ее, искать ее многообещающего и вместе с тем робко-сдержанного взгляда.
Но знакомой шубки не было. Хурт поискал и в других комнатах, поздоровался с пастором Нйнемяэ, не решаясь, однако, спросить его о жене.
Спускавшаяся с потолка бронзовая с чернью люстра с подвесками придавала залу парадный вид. Ковер во весь пол заглушал шаги. Начиная со стульев и кончая стеклянной горкой с фарфоровыми фигурками, меблировка зала была выдержана в стиле ампир, если не считать принесенных сюда из других комнат стульев, среди которых были даже плетеные.
Хурт удивился, встретив здесь Рыйгаса, который обычно не бывал в обществе. Этот боец Национального фронта чувствовал себя здесь не в своей тарелке, он нервно и недоверчиво сновал с места на место, много курил, но был молчалив. Обычно задиристый и хвастливый, он вел себя тут серьезно и сдержанно.
Доктор Арукаск уже принялся настраивать скрипку, говор начал утихать, свет в люстре и стенных бра погас, лишь торшер освещал группу музыкантов. Госпожа Раудкатс брала на рояле все время «ля» то с аккордом, то без него. Господин Тийдо долго возился с колками виолончели, поворачивая их подчас всей пятерней. Доктор Арукаск уже справился со своим инструментом и теперь Суешкой глядел то на виолончель, то на публику. Но вот он уже прижал подбородком скрипку, поднес смычок к струнам, и музыка началась.
Все старались слушать внимательно, но, увы, любителей камерной музыки нашлось мало среди присутствующих, и вскоре мысли каждого разбрелись. Все досадовали про себя на громкий разговор, доносившийся из другой комнаты, студент Кукемельк даже вспотел от испытываемого им чувства неловкости, а его сосед Карнеоль бросал полные упрека взгляды на дверь, каждую минуту готовый вскочить и закрыть ее. Но этого не потребовалось, потому что трио уже заработало с полным воодушевлением. Многие с любопытством принялись следить за отрывистыми движениями смычка виолончелиста, извлекавшего из басовых струн что-то вроде хрюканья. Это казалось забавным, привлекала интерес и игра доктора Арукаска: дело в том, что правой ногой он отбивал такт, а иногда в этом дирижировании участвовало все туловище, раскачивавшееся вместе со скрипкой. Все это значительно уменьшало сожаление о потерянном времени.
Орайыэ ничего не имел против, чтобы и сумеречное освещение и музыка продолжались вечно, потому что он стоял, прислонившись к косяку двери, а перед ним стояла мадемуазель Ормус в черном шелковом платье, и от ее пышных волос распространялся возбуждающий аромат. «Пусть бы они пилили подольше», — подумал Орайыэ, охваченный безумным желанием обнять стоявшую перед ним женщину.
А студент Кукемельк испугался за соседа, который чуть не захрапел в своем кресле. Уже в начале концерта этот старик закрыл глаза и оперся головой на ладонь. И теперь рука уже далеко скользнула в волосы, а нос уткнулся в рукав. К счастью, в музыке наступило патетическое место, и Кукемельк мог вздохнуть спокойнее. Когда запела сама хозяйка, которой аккомпанировал на рояле муж, все стряхнули с себя сонливость, не только из вежливости, но и потому, что это был последний номер программы и из столовой уже доносился звон рюмок:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109